– Помоги, – жарко шептала Пелагея, вцепившись в руку знахарки. – Найди способ воротить мне ребёнка!
– Окстись, девка! – отцепила её руки от себя Агафья. – Бога побойся, нешто можно такие речи вести! Умерло дитя, знать, на то воля Божья. Смирись.
– Не хочу! – воскликнула Пелагея. – Не хочу мириться, знаю, есть способ! И ты знаешь.
Глаза молодой женщины горели лихорадочным огнём, на лбу выступила испарина. Она словно безумная то плакала, то смеялась, цепляясь за Агафью.
Месяц прошёл с того времени, как Пелагея похоронила своего малыша. Родился здоровеньким, а поди ж ты, хворь неведомая напала. Уж и травами отпаивали и на коленях молитвы читали, а мальчонка всё одно помер. Чах на глазах, жизнь по капельке утекала.
Неделю опосля годика протянул, да и помер.
Безутешно Пелагея плакала. Спустя неделю закралась мысль в больную голову: вспомнила, как старухи сказывали, что позади Гиблого леса болото есть. Умеет оно жизнь возвращать.
Только к болоту этому не пройти без специального наказа. Оговор знать надо, чтоб из Гиблого леса выйти.
Название своё этот лес неспроста получил: всякую душу живую впускает он, да вот воротиться не получится. Губит нежить, в том лесу обитающая. Говорили, что лишь знахари да ведьмы через тот лес ходить могут.
Вот и пришла Пелагея к знахарке в надежде, что она дорогу укажет да словами нужными снабдит.
– Хватит, девка! – рявкнула Агафья. – Или ты не знаешь, что я знахарка, а не ведьма! Чёрными делами не промышляю.
– Да какими же чёрными? – запричитала девушка. – Ребёночка мне воротить, это ли чернота?
– А ты как думала! – отвечала знахарка. – Супротив воли Божией! Кто тебя вообще надоумил на это?
– А никто не надоумил, – гнула своё Пелагея, – сказы прабабкины помню, как болото в Гиблом лесу воскрешать может.
– Да в своём ли ты уме, Пелагеюшка? – заохала Агафья. – В Гиблый лес собралась, жить надоело?
– Потому и пришла к тебе, – отвечала девушка. – Кому, как не знахарке, оговор нужный знать!
– Да пойми ты, дура! – повысила голос старая знахарка. – Такими вещами не шутят! Болото – это тебе не игрушка, кому хочет – жизнь даст, у кого хочет – отнимет, – сказала, и осеклась.
– Значит, правду старухи сказывали! – уцепилась за фразу Пелагея. – Значит, и правда болото есть. Помоги, Агафья, всю душу я себе измотала…
– Не проси, Пелагея, – ты не знаешь, во что влезть хочешь. Не возьму я грех на душу. И ты свою душу лучше молитвами очищай, а не о грехе думай. Глядишь, Господь милостив, и ещё понесёшь, ваше дело молодое! А я травки дам попить, чтоб нервы успокоить, да на нужный лад настроиться.
– Не заговаривай мне зубы, Агафья, – проговорила девушка, пристально смотря на знахарку, – не хочешь ты помочь, так я найду того, кто захочет.
– Нет, Пелагея, не помощница я тебе, – произнесла Агафья, давая понять, что больше им разговаривать не о чем.
Развернувшись, девушка выскочила из избы, громко хлопнув дверью. А знахарка так и осталась стоять спиной к выходу. Предчувствие нехорошее на душу легло…
На следующий день Агафья стояла у своей калитки, когда мимо шёл муж Пелагеи, Мирон.
– Мироша, – позвала знахарка парня.
– Доброго времени, бабка Агафья, – поздоровался Мирон, подходя к старухе.
– Скажи-ка мне, милок, жена твоя как себя чувствует? – спросила она.
– По дитю тоскует, плачет постоянно, – ответил парень.
– Ты вот что, Мироша: присматривай за красавицей своей, как бы не учудила чего. Приходила она ко мне давеча, нехорошие речи вела, прости Господи, – сказала бабка, перекрестясь. – Травки бы ей попить какие, так ведь отказалась.
– Может, мне ей принести, сказать, от вас? – спросил Мирон.
– Нет-нет, – замахала рукой старуха, – не говори ей про наш разговор, не нужно ей ещё больше душу бередить.
