Вот и пришла осень с серыми облаками в небе и мутными лужами на асфальте. Она захлестнула душу давно забытой за время летних месяцев грустью. Витёк в такую пору не находил себе места, особенно посреди городских каменных глыб. А те лишь по ночам, когда из окон струился жёлтый электрический свет, и походили на места для обитания людей. В остальное время безликие многоэтажки смотрелись вымершими динозаврами.
Тут ещё мелкий дождичек заморосил, всё никак не подрастая до серьезного и солидного дождя. На душе и без того было погано: целый день он, сварщик высокой квалификации, варил на заводе ЖБИ арматуру, выполняя трудоемкую грошовую работу, а под конец дня из-за этого разругался-таки с главным инженером.
Только вчера он возвращался домой, и солнце тёплыми и нежными лучами словно обнимало его за плечи, гладило, как маленького, по голове. Ветерок играл с придорожными кустиками, готовыми потянуться ему навстречу, превращая их чуть ли не в разумные творения. Ничего не напоминало о скором приближении осени. Не требовалось мириться с переживаниями, искать убежища и покоя. Умные мысли о значении судьбы в жизни человека поднимали настроение и возвышали над будничной городской суетой. Зелёные шарики за резными каштановыми листьями точно готовились сорваться и приятно уколоть тёплые ладони. Ох, как же хорошо ему вчера шагалось с работы…
– Хлеба купил! – едва переступив порог, будто звук разорвавшейся гранаты, услышал он строгий голос жены.
Витёк застыл у дверей. Перед тем, как выйти из дома, он долго искал свои полуботинки и носки, которые часто бросал посреди комнаты, а в этот раз умышленно спрятанные Наташей. Она все семь лет супружеской жизни пыталась приучить его поддерживать порядок в их однокомнатной квартире. Из-за чего, похоже, он пропустил мимо ушей её просьбу. Хорошо, что сына они на неделю отвезли погостить к бабушке, и тот не видел позора любимого папочки.
Он развел руками.
– За-был…
– За-б-ы-л, – передразнила она, подчеркивая несостоятельность его оправдания.
– Я сейчас сбегаю. Куплю, – суетясь, проговорил Витёк. Он сбросил обувь в прихожей, заскочил в спальню и, из-под сложенного в прикроватной тумбочке нижнего белья, достал заначку. Это была перетянутая резинкой тонкая пачка мелких бумажных купюр. Он на ходу сунул деньги в карман и вернулся.
– Что носишься: туда-сюда, туда-сюда? – поморщившись, спросила Наташа.
– Да-я, – соображая, что ответить, попытался скоротать время Витёк. – Документы не взял, – нашёлся он.
Наташа отвернулась от него, как от надоедливой букашки.
Витёк выскочил во двор и, постояв несколько мгновений, облегченно вздохнул: «Пронесло».
Дождичек прекратился. Длинный коридор улицы вывел его к центру города. Он уткнулся в закрытые двери булочной и посмотрел на часы. Было десять минут девятого. Взгляд скользнул по зданию через дорогу, вросшему в землю по самые форточки на окнах первого этажа. Возле каждого окошка были видны выложенные кирпичами прямоугольные ямы глубиной метра по полтора. Около одной из них трое подвыпивших мужчин в свете ярких уличных фонарей что-то оживленно обсуждали.
Самого пожилого, с седыми подпалинами, Витёк узнал. После трудового дня он иногда сталкивался с ним у соседнего подъезда. Сосед был всегда в военной форме – чистенький и опрятный, своим видом вызывая зависть у прекрасной половины жителей дома, и в её устах являясь образцом для подражания другой, менее прекрасной половины. Сейчас китель на нём был нараспашку. Фуражка съехала на правое ухо. Он еле удерживал равновесие, но, казалось, внимательно прислушивается к собеседникам. Порою он даже пытался что-то произнести, но когда открывал рот, слова заставляли туловище военного пружинить назад, а ноги делали шаги то вправо, то влево, напоминая магический танец. Гражданские друзья, не обращая ни на кого внимания, рисовали полусогнутыми пальцами друг перед другом замысловатые фигуры. Седой в последний раз станцевал, сложился вдвое и исчез.
