1
Поздно проснувшись, Игорь долго потом лежал в постели и думал. Мысли были всё привычные, дорожные: вот и опять дорога, опять расставание с родным городом и с родными. Он уже привык к своим разъездам и на своё пребывание дома смотрел как на нечто временное, зыбкое. То ли дело командировка: там определённость, размеренность, там работа. И на этот раз всё будет, как прежде, если не считать, что теперь он будет писать письма Людмиле и ждать писем от неё. Не очень верится, но вдруг из этого что-нибудь получится.
Полдня прошло в ожидании отъезда, почти бесполезно – какое дело начинать, когда впереди дорога! Сидел, перебирал книги, думал, какие взять с собой, звонил друзьям и знакомым.
Друзья. Два с половиной года прошли, как они расстались, а кажется, целая вечность прошла. Те, которые после института остались в городе, зарабатывали неважно, все их разговоры были об этом – наслышаны были зато о хороших заработках на Севере. Первый их вопрос при встрече: «Машину купил?» – «Не хочу, от неё больше хлопот, чем благ». – «Ну так квартиру покупай!» – «Для кого?» – «Впрок. Когда-нибудь пригодится. Учти, квартиры дорожают…» Он уставал от этих разговоров: заработками недовольны, безденежье и жизнь в городе клянут, на словах готовы ехать куда угодно, но ни один из них не пожелал сменить место работы и отправиться на Север. И для родственников он стал чем-то вроде денежного туза. Не хотел ехать в аэропорт на такси – говорили: «Неужели на троллейбусе будешь трястись? Или на такси не заработал?!»
Несколько дней дома перед очередной командировкой были, как затянувшаяся точка или, лучше сказать, тягостное многоточие – конец одного предложения и знак того, что пора начинать новое. Он подсчитал, что таких «предложений», то есть служебных командировок, за три года работы молодым специалистом наберётся ровно пятнадцать штук, – большая их часть была уже позади, оставались последние две.
Уже вечером, поужинав, Игорь попрощался и расцеловал родных, взял вещи и поехал в аэропорт. Ехал на такси, через весь город. Каждый раз, проезжая так по улицам любимого города, он прощался с ним – грустно становилось. Только что хотелось уехать подальше от него, подальше от суеты и обилия людей на его улицах и площадях, и вот, уезжал от города и от людей – и грустно становилось и хотелось вернуться, остаться. Вокруг, по сторонам дороги светились разноцветные рекламы, ярко освещённые витрины и внутренности магазинов, по тротуарам тёк бесконечный людской поток. Иные прохожие, на перекрёстках, где машина останавливалась перед красным светом светофора, любопытно заглядывали в окно, замечали на заднем сиденье его огромный рюкзак. Наверное, кто-то из молодых завидует мне, думал Игорь с горькой иронией, неужели есть такие. Наоборот, он завидовал, завидовал каждому прохожему, частице этого потока: вот бы выйти из машины и влиться в него, пусть даже малой, незаметной его частицей. Но зачем и чему завидовать, в следующий миг говорил он себе, ведь на днях и сам он проходил в этой толпе и по этим же улицам. И что, хорошо, неодиноко ему было? Нет, нехорошо, одиноко. Так о чём же жалеть? Не о чем. И потому лучше мимо, мимо, мимо, и скорее, скорее…
Людмила, Мила, милая… Неужели что-нибудь получится у них? Хотелось бы верить…
Их познакомила Вера Николаевна, давний друг их семьи, знавшая Игоря с детства. Она жила одиноко, была несколько старше его родителей, для неё все члены семьи в равной мере могли становиться и практически становились предметом нелицеприятной критики. Она почитала себя знатоком современной молодёжи, знатоком и её покровителем. Игорь бывал с нею порой более откровенен, чем с отцом и с матерью, поэтому она считала, что знает его лучше, чем они. Людмила заканчивала институт, Вера Николаевна была у неё руководителем преддипломной практики.
