Одним холодным апрельским днем я попала в полупустой зал Мариинского театра. Давали «Женщину без тени» Рихарда Штрауса – оперу с барочными формами в самом тяжелом смысле слова «барочными». При этом давали, как часто бывает в современном мире, в современной постановке. То есть на сцене было минимум декораций, а те, которые были, отличались вызывающей неказистостью.
Так, всю заднюю часть сцены (арьерсцену, если мне не изменяет интернет) занимали поставленные друг на друга старые стиральные машинки. Они указывали на профессиональную принадлежность одного из героев – красильщика тканей. Из-за левого занавеса на сцену выглядывал нос обшарпанного автомобиля. Создавалось впечатление, что участник кордебалета так спешил на работу, что не справился с управлением.
К середине первого действия красильщик тканей начал собираться на рынок. Он сообщил жене, что пойдет пешком. Как принято в опере, сделал он это небыстро. Минут пятнадцать пел: «Пойду пешком, поберегу осла!» Жена красильщика не ускоряла процесс, вторила: «Иди пешком, побереги осла!» Наконец, оба укрепились в мысли, что красильщик пойдет пешком и тем самым побережет осла. И тут красильщик сел в машину, припаркованную на сцене, и уехал. Да, постановка была современной, но оригинальное либретто никто не отменял.
Я честно досидела до конца оперы. Чтобы вы понимали всю глубину моего зрительского подвига, спешу сообщить, что опера длилась около пяти часов и ни один буфет Мариинки в тот день не подавал алкоголь. Никакой. То есть совсем никакой: когда я заказала чай и выразительно подмигнула буфетчице, она, хоть и подмигнула в ответ, всего лишь налила мне чай покрепче.
Это была моя последняя на долгие годы попытка раскрыть собственные оперные чакры. Я не могла больше врать себе. Многочасовые посиделки в зале, забитом прекрасными одухотворенными женщинами в районе 60-ти, которые восхищенно внимают ариям толстых теноров в костюмах героев-любовников, не для меня.
В свою защиту могу сказать, что честно пыталась. В районе лет эдак 25-ти, во время первого замужества. Видимо, в голове у меня был некий образ правильной взрослой замужней женщины, и этот образ почему-то включал любовь к опере. Балет я отбросила сразу, балет для слабаков; только опера, только хардкор.
