«Есть киа-рио, а есть киа-дежанейро» горело в настенной плазме. Не смешно – не заражена.
А племяшка хочет стать юмористом, когда вырастет. Иронично. Еще десять лет назад это было лишь развлечением.
«Если слышите смех, нажмите тревожную кнопку», – на повторе вещал динамик на улице. «Если начнете понимать шутки, значит вирус заразил спящих в глазных яблоках паразитов, которые блокируют вентральный стратум, отвечающий за понимание юмора. В таком случае немедленно обратитесь за помощью».
Целый день в голове был сумбур. В метро передо мной человек рассмеялся над шуткой из громкоговорителя, звучащей перед названием станции. Люди в вагоне запаниковали, но ликвидаторы появились быстро. Зараженного увезли.
Поколению племяшки будет легче с этим справляться. У них не будет воспоминаний о прежней жизни.
В садик я приехала только к восьми, торопилась в зал продленки, но замерла. В пустом коридоре эхом разнесся детский смех.
Я нажала тревожную кнопку.
Шла на непривычный звук, пробирающий до костей.
Сашка сидела на ковре среди игрушек, рядом от смеха скручивалась ее подружка Лейла. На полу лежала воспитательница.
– Саш… – голос от напряжения осип, поступающая истерика не давала дышать.
Племяшка обернулась на голос. Белая юбочка была измазана кровью.
– Она смеялась, а потом упала, – Сашка всхлипнула, я задушила в себе панику, сделала шаг вперед.
Заливистый смех Лейлы резал по ушам. Ее ещё можно было госпитализировать. Но женщина… её смерть меняла все.
Паразиты не покидают живое тело, только мёртвое.
– Всё хорошо, – я осторожно приблизилась к племяшке, сквозь ужас пытаясь оценить ее состояние. – Русалка села на шпагат…
Сашка мотнула головой.
Я взглянула на потерявшую связь с реальностью Лейлу. Ждать бригаду помощи было нельзя. Тело мёртвой женщины может быть опасно. Неизвестно, как вирус заражает паразитов, спящих в нас.
Я рухнула коленями на пропитанный кровью ковёр. Голова женщины была разбита.
Хотелось кричать и плакать, но я обязана была спасти Сашку. Шанс был.
Лейла смеялась.
Но она была не опасна. А распахнутые в предсмертном ужасе глаза холодеющего тела – да.
Природный инстинкт подогрел кровь. Пусть заражусь я, а Сашка выживет.
Я взяла со стола железную линейку. Глубоко вздохнула, уронила на ковёр слезы безысходности. Дрожащими руками поднесла острым краем поддела глаз, сдерживая рвотный позыв.
Кровь хлюпнула, ребро линейки разрезало жилы. Я плакала. Лейла смеялась.
Нельзя было допустить, чтобы глаз растекся. Я протолкнула линейку глубже, сохраняя глазное яблоко целым. Выдохнула. Рычагом вытолкнула глаз из глазницы.
Дернулась от омерзения, взяла его пальцами. Линейкой рубанула несколько раз по жилам, яблоко осталось в ладони.
Времени раздумывать не было. Заражённые паразиты не могли выбраться только из живого тела. А Сашку надо было спасти.
Разом запихнула глазное яблоко в рот.
Желейная субстанция с привкусом гноя расползлась во рту. Я её проглотила, рвотная судорога два раза вернула прокушенный глаз в полость рта. Окунувшись в истерику, оба раза я его проглотила.
Сознание кололо иглами ужаса, я снова взяла линейку в руки. Я заражена. Но Сашку спасти ещё можно.
Звук, будто копаю землю, полную мясистых корней, заполонил сознание.
На этом глазу жилы резались сложнее, я начала линейкой их пилить. Глазное яблоко в руке, как склизкая лягушка, дребезжало. Зажмурившись, я забросила его в рот. Сербнула, как спагетти, длинными жилами, втянув их губами. Постаралась, не жуя, проглотить.
Сквозь зажатые пальцы на губах с рвотой вышла кровь, остальное я заставила остаться в желудке. Разрыдалась.
