Нам – трём рослым девчонкам-пятикурсницам, хорошисткам в строгих брючных костюмах, как-то не солидно носиться по коридорам филфака, ржать, топать и шуметь, но мы носимся и ржём… Я, Ленка Кривошапова и Лера Шаурова прячемся в пустой аудитории от прогульщика и разгильдяя Мишки Косова. Зачем? А фиг его знает? Просто весело. Весело так, что аж как-то чересчур. Такое неконтролируемое, безудержное детское веселье вдруг охватило. Помнится, бабушка в таких случаях говорила мне – маленькой: «Ох, сильно смеёшься – потом плакать будешь». Я вспоминаю эту фразу, осторожно выглядывая из-за шторки: Кривошапова шикает на меня, закрывая себе рот ладонью, чтобы не заржать слишком громко. Мишка врывается в аудиторию и первой за гипсовым бюстом Пушкина находит Леру, тащит её в коридор. Мы с Ленкой решаем сменить место дислокации: лезем под стол, наступаем друг другу на ноги, давимся беззвучным смехом.
Я сижу под тесным пространством стола и улыбаюсь во весь рот. Мне так сейчас классно, так легко и безмятежно, только слегка тянет в желудке – очень охота поесть. Но мы только что из буфета, мои девки вряд ли согласятся прерывать игру в прятки, чтобы снова топать во второй корпус за сочниками. Ведь здорово вот так вот иногда окунуться в детство, прогуливая пары. Когда ещё, как не в двадцать лет, ловить эти последние моменты дурости. Двадцать лет – это и так уже очень много. В детстве этот возраст казался мне окончательной чертой молодости. Совсем скоро мы все закончим универ, выйдем замуж, будем воспитывать детей и закручивать огурцы на зиму. Нам всем уже и сейчас немного стыдно за такое своё несолидное поведение, но мы одни на пустынном первом этаже, нас никто не видит, и никто не упрекнёт. Мишка с шумом распахивает двери и весёлым басом грозится сейчас вытащить нас из-под стола за ноги. Из коридора слышен заливистый смех Леры. На секунду у меня в голове возникает твёрдая уверенность в том, что это последнее моё детское веселье. Только на секунду, но почему-то так отчётливо и убедительно. Аж похолодело внутри. Я гоню эту мысль куда подальше и мелкими перебежками бегу к выходу, спасаясь от Косова.
Тянущее ощущение в желудке пропадает только во время еды, после неё снова возвращается. Чтобы избавиться от него, надо всё время что-то жевать. На третьей паре жую чипсы, шурша под столом цветным пакетом.
– Чего ты всё время жрёшь? – шепчет Кривошапова.
– Хочу и жру, не завидуй! – мне всё ещё весело. Ленка тянет руку к моей пачке, я шутливо шлёпаю по ней ладошкой, чипсы рассыпаются нам под ноги. Подруга всё же успевает выхватить пару чипсин.
– О, на солёненькое потянуло, – морщится Ленка, прожёвывая, – сколько там у тебя уже задержка?
– Три недели, – спокойно отвечаю я.
– А чего ты сидишь? – Ленка округляет глаза. – Иди рожай!
Второй раз за день у меня на миг холодеет в груди. Нет, кажется, даже в третий. Я не помню, когда был первый раз, но он точно был. Сегодняшний день знаменателен этими «холодочками». Снова мимолетное ощущение того, что это последняя Ленкина шутка на тему моего «залёта». Подколы на эту тему у нас в кругу подруг гуляют часто. Страшилки про случайные залёты и ранние непланируемые беременности печатаются в журналах «COOL GIRL» постоянно. Я читаю их в полной уверенности, что уж со мной такого точно никогда не случится. Беременной на пятом курсе универа может быть кто угодно, но не я. У меня другие планы. Какие я еще точно не знаю, но уж точно не беременность и замужество. Я не предаю значения своей трехнедельной задержке – такое со мной случалось и раньше. Тем более, в прошлом месяце я была на море. А я читала, что после смены климата такое бывает почти у каждой девушки. «Залётные шуточки» в обществе молодых девчонок звучат постоянно. Выпятила живот – залетела, надела широкую кофту – залетела, тошнит – залетела, приснилась рыба – залетела точно! Про сон с рыбой нам рассказывала беременная однокурсница Киселёва. У неё эта народная примета, как ни странно, сработала.
