Женщин часто сравнивают с кошками: мягкая кошачья походка, кошачьи глаза, мягкая домашняя кошечка. Они и мурлычут как кошки, а иногда и шипят по-кошачьи. Могут быть как положительные сравнения, так и отрицательные: драная кошка, гулящая.
Сколько там жизней у кошки? Семь? Девять?
«Быть может, в следующей жизни…»
* * *
Время лечит. Время меняет отношение к времени, к жизни, к окружающим, к собственной личности.
В двадцать семь лет, присмотревшись к тому, что мне показывает зеркало, я поняла: мне не нравится та, которую я вижу там. Слишком самовлюбленна, слишком расчетлива, слишком высокомерна. Слишком зациклена на собственной персоне. Слишком… Характер совсем не сахар. Причем это не предел: дальше будет хуже…
– Да, гены берут своё, – вздохнула я.
Но дело было не в Генах и не в Чебурашках, хотя прецеденты в истории семьи имелись…
Всё начиналось просто, просто до отвращения…
Я родилась в такой глухомани, что мой муж до конца нашей совместной жизни не уставал смеяться над этим. Я, естественно, его веселья не разделяла. Для меня мой родной райцентр был милым городком, тихим, спокойным, вполне уютным. Я не замечала ни дымящих труб, ни отравленных загаженных рек, ни промышленных выбросов в относительно синее небо; вернее, не то чтобы не замечала, а считала это вполне нормальным признаком цивилизации. Я, конечно, знала, что где-то есть холодные северные моря, тёплый ласковый прибой южных курортов, бескрайние степи, безводные пустыни, города… Многочисленные города с широкими проспектами, дворцами и небоскребами, с зеркальными витринами и неоновой рекламой. И всё это манило меня к себе, манило и звало, как прекрасный неведомый голос, как сказка, как мечта. Собственно, это и была мечта – мечта когда-нибудь очутиться в той жизни, повидать все эти волшебные города и насладиться всеми благами этого мира. Какой же я была дурочкой!
Но тогда я этого не знала. Я знала только одно: по окончании школы я обязательно буду поступать в институт. И, так как института в нашем городке не было, это само собой означало, что я поеду в большой город. Этим большим городом должна быть непременно Москва, на меньшее я была не согласна. Ничего себе амбиции, да? Плюс куча комплексов и бескрайняя застенчивость. Всё это я пыталась прикрыть гордостью и неприступностью, очень похвальными качествами, как мне казалось, – и пряталась в свою скорлупу, чтобы, не дай бог, кто-то не сказал про меня: «Яблоко от яблони недалеко падает».
* * *
Яблоко от яблони недалеко падает…
Эта милая поговорка сыграла не последнюю роль в моём решении уехать во что бы то ни стало подальше от места моего рождения, от друзей, с которыми я никогда не была до конца откровенной, от родных, которыми я была недовольна. Почему?
Как-то я прочла, уже не помню где, что наша страна на протяжении семидесяти лет была большой «бетономешалкой», где смешивались социальные слои, классы, национальности. Лучших рабочих посылали поднимать колхозы, комсомольцев – возделывать целину, строить БАМ. Умилялись, глядя, как «стираются грани между крестьянством и рабочим классом», и всё тоньше становится никому не нужная прослойка интеллигенции.
Межнациональные браки? Так это же интернационализм в действии, это ж здорово! Кто как, а я до сих пор считаю, что всё моё детство было отравлено этой чудовищной «бетономешалкой». В общем, чёрт с ней, с этой машиной… смысл вот в чем: мой батя в молодости был очень красивым парнем и бегал со своим баяном от девки к девке, из села в село, с вечеринки на вечеринку, за что и был прозван Колькой Вечеринкиным. Его мать и старшая сестра безумно гордились этим, считая такую популярность завидной. Так он и носился с баяном до армии, все попытки устроить его хотя бы в училище кончались провалом. Старший брат с трудом уговаривал его, садил на мотоцикл и вёз в город – поступать в ПТУ, а Николай по дороге куда-то исчезал, прямо на ходу спрыгивая с мотоцикла. А то и попросту выбрасывал документы. Быть Вечеринкиным ему нравилось больше.