После школы Игорь хотел поступить на исторический факультет тогда ещё Ленинградского университета, но провалил медкомиссию. Странно? Вообще-то он был здоровенным парнем, с идеальным давлением, без замечаний по кардиограмме, хоть в космос лети. Срезался на таблицах Рабкина: что-то не то разглядел в цветных пятнах, не на каждой странице, от силы на трёх, но этого хватило.
При чём здесь исторический? А вот поедешь на раскопки, объяснил дряхленький дедуля-врач, найдёшь черепок десятого века и не сможешь определить цвет. Игорь возражал: как это не смогу, вот смотрите, рубашка синяя, халат белый, стена зелёная. В крайнем случае спрошу кого-нибудь…
Впервые в жизни у него было чувство, что он разговаривает со стеной.
Он подал документы на юридический, о котором и думать не хотел. Приходил на экзамены как робот, отвечал без души и, когда по конкурсу недобрал одного балла, вздохнул даже с облегчением.
Армия в ближайший год не грозила: день рождения в октябре, будет только семнадцать. Игорь достал злосчастные таблицы, выучил наизусть и решил летом вновь поступать на истфак, а пока устроиться на работу. Пусть ерундовую для начала – курьером, как герой известного фильма, или младшим дворником, – лишь бы не болтаться без дела. И по вечерам готовиться к будущим экзаменам, не забывать того, что знал, читать новое.
Родители на это сказали: если опять не поступишь, после армии найдёшь работу, а сейчас не валяй дурака, иди учиться хоть куда-нибудь.
Игорь представлял себе валяние дурака иначе. То, что ему советовали, куда больше напоминало валяние дурака. Но послушался, разведал техникумы в родном Василеостровском районе. Ближним к дому оказался издательско-полиграфический.
В приёмной комиссии техникума Игорю предложили на выбор две специальности: технологию изготовления печатных форм и технологию печатного производства. Он не поинтересовался разницей между ними, мысленно ткнул пальцем в первую. Был зачислен на третий курс и, лишь придя на занятия, понял, что разница всё-таки есть.
Он угодил в цветник. В группе оказалось трое парней и тридцать девушек – высоких и миниатюрных, стройных и плотненьких, шатенок, брюнеток, смешливых, задумчивых, каких только не было! Самые бойкие поинтересовались, что он тут забыл. Игорь объяснил как есть: я тут случайно, только пересидеть до весны. Не меньше половины девчонок ответили, что они здесь за тем же.
Все перезнакомились, стали заниматься. С точки зрения учёбы Игорь не заметил особенной разницы со школой: так же приходишь утром, садишься за четвёртую парту возле окна, на большой перемене идёшь в столовую. Предметы были другие, но в это он поначалу не слишком вникал, купил одну тетрадь для всех наук и писал в ней с любого места по вдохновению.
Гораздо больше наук его занимали одногруппницы, ничего удивительного, а интуиция подсказала, как держаться с ними: приветливо, но чуть в стороне, сохраняя достоинство. Это была верная стратегия, как он убедился на примере другого парня, Дениса. Тот стал им чуть ли не подружкой, и девочки улыбались ему в лицо, но, отворачиваясь, морщили носы, строили недоумённые гримасы.
О третьем из ребят, Марке, сказать почти нечего. Он имел ошарашенный вид, входил в аудиторию на цыпочках и, занимая место на камчатке, переставал дышать.
––
В этой группе не хватало лишь одного человека. Если вспомнить издалека, то год назад Игорю нравилась одноклассница Марина. Они катались на велосипедах, гуляли по аллеям Петергофа, даже раз поцеловались, но в октябре её мама вышла замуж за москвича и вместе с дочкой уехала к нему. Игорь с Мариной обменялись несколькими письмами, затем он не дождался ответа на одно, другое, третье и решил больше не унижаться.
