Жухлый человек
Карельская сказка
Человек он был жухлый, порезанный морщинами там и сям и до того спокойный, что юный инок однажды видел синицу, выстроившую гнездо на его голове, пока тот кемарил на припеке. Он прошел и забыл войну. Он смотрел на настоятеля и не мог понять, когда тот заплешивел и сгорбился. Молчал, провожал и встречал глазами любое шевеление. Глазами здоровался с миром, глазами мог в нем участвовать. Инок уводил его на ночь в келью, а днем высаживал проветриться, как тюфяк. Старик все держал в руке глиняный горшок, а в нем гремели белые клыки. Похоронить его станет кому-то работой (сколотить гроб, выкопать могилу, отслужить чин, крест воткнуть, поминки собрать). А он жил, и в голове его жила история. Страшная, неслыханная.
Ламба в их деревне была неглубокая, до большой Ладоги идти надо было от зари до тех пор, пока солнце прямо не станет. Это если пешком, ногой Суло, а если оленей запрячь, то мигом будешь на месте. Хильма, мать Суло, его не пускала на Ладогу: «В своем краю и вода слаще, нечего там тебе делать!» Отец с недавних пор все ходил к шаману, просил того три раза бить в бубен, отогнать западных духов. Да видно, шаман потерял свой колдовской зуб и теперь, бей в бубен или не бей, придется деревне западного бога почитать.
Западные люди пришли в железе, с копьями. Копали, копали яму, рубили лес, строили дом для своего бога. На крыше бревнышки подогнали крест-накрест, так, как Суло сгибал пальцы, пока клялся матери, что рыбу сам съел, а не коту скормил. Отец с другими мужчинами пас оленей на дальнем пастбище, когда в окно постучался лысый Пастор. Так он себя назвал – Пастор, а с ним еще двое с копьями. Подняла Хильма Суло с постели, натянула на него портки и рубаху, повязала себе шитый красным передник от сглаза. Вышли. У дома с крестом вся деревня собралась: дед Сохрой, соседи, красавица Окку, зареванная и без передника, ее утешала тетя Сиркка. Дядька Ийбу прямо с недоструганной лодкой-куйти пришел в обнимку. Суло так и вцепился в нее глазами – маленькая, точь-в-точь под него. Дощанку для большой воды отец обещал, когда Суло сам достанет горшок с верхней полки. Засыпая, Суло просил Туони дать ему этот проклятый горшок в руки.
Тыкнув и махнув мечом, железный человек загнал всех в дом бога. Там лысый Пастор брызгал всех водой, показывал на рисунок на доске: красивый большеглазый парень, едва живой, болтался на скрещенных бревнах. Суло кинулся было освободить парня или хоть рубахой укрыть – майские дни самые коварные, только снимешь оленью шапку, как снег пойдет. Хильма удержала его за ворот рубашки и все приговаривала: «Мокрый сырости не боится, мокрый сырости не боится», а Окку шепнула: «Видать, это их бог и есть. На рыбу похож, да?» Пастор велел всем стоять на коленях, пока ленивый луч не протянулся от двери до раздетого бога. Пастор все читал и читал из свитка.
Ну а дальше разошлись по домам, правда, хлеб пришлось отдать железным людям, а шаман всю ночь бил в бубен и отправил кукушку в соседнюю деревню. Кукушка вернулась, сказала: «Там все давно крещеные». Улетела прочь. Шаман все выл, и клочьями летели седые шаманские волосы над кривыми карельскими березами – Суло подумал даже, что он хочет стать как Пастор. Но тот упал с пеной изо рта и еще затемно ушел к духам.