Как-то незаметно человек перестал быть личностью с правом иметь свое мнение. Если твое мнение отлично от большинства (хотя кто знает, большинства ли), значит… ты автоматически враг своему государству. Все решения в стране принимаются по понятиям, игнорируется Конституция и свобода слова. Законы потеряли свое значение, все основано на лжи и обмане. Точнее, на самообмане, поскольку так проще жить. Отстраненность и равнодушие правит в этом мире.
Равнодушие – самый страшный грех. С согласия молчаливых совершаются самые страшные преступления. Значит, где-то там все наши прегрешения складываются для вынесения нам приговора.
«Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».
«Многие не грабят; а скорее милосерды, но они блудодействуют и, таким образом, в других отношениях оказываются нечистыми. Итак, Христос повелевает при других добродетелях хранить и чистоту, или целомудрие, не только по телу, но и по сердцу, ибо помимо святости, или чистоты, никто не увидит Господа. Как зеркало, оно чисто, только тогда отражает образы, так и созерцание Бога и разумение Писания доступно только чистой душе».
Толкование Мф. на 5:8.
Глава 1
Ангелом Зигун стал работать недавно – после того, как трагически погиб в автокатастрофе. Точнее, это он думал, что произошла трагическая случайность. Кстати, тот парень, что вылетел ему навстречу, тоже успел подумать, что ему не повезло и это стечение обстоятельств. Но оказалось, что все не так просто. Вернее, все совсем не просто.
Очнулся Зигун в темной комнате на кровати. Из одежды на нем был только белый халат с капюшоном. Это был даже не халат, а балахон неопределенной формы.
Зигун встал с кровати, огляделся. Он находился в комнате небольших размеров. В углу стояла кровать. Рядом с кроватью письменный стол и стул. На столе лежали Библия и Евангелие. Над столом было небольшое окно. Окно располагалось выше головы Зигуна, и он видел только падающий свет от него. Это не было солнечным светом или светом от лампы. Свет падал… словно в осенний хмурый день, когда вроде и не холодно, но при этом не ощущаешь солнечного тепла.
Зигун оглядел себя. Он стоял голыми ногами на полу и при этом не чувствовал холода или тепла. Раньше у него всегда мерзли ноги, поэтому он ходил в носках, кроме жарких летних дней, когда довольствовался сланцами и шортами.
Чувствовал он себя как обычно, только будто во сне: мог двигаться, ходить, все понимал и все помнил… но при этом ничего не чувствовал. Он сделал шаг, но не почувствовал напряжения в ногах. Поднял руку – она поднялась. Он это увидел, но ничего не почувствовал.
Подошел к двери, толкнул ее. Она открылась, но привычного ощущения от толчка не было. Он шагнул вперед – и замер от яркого света. Сделав несколько шагов, он оказался в центре белого зала со столами, стульями и прочей стандартной мебелью. Вдоль стен располагались огромные стеллажи. На них стояло множество весов, самых обычных, на которых в стародавние времена взвешивали с помощью гирек. На одной чаше у всех весов лежали белые шарики, на другой – черные. Где-то белых было так много, что весы перевалились на один бок, где-то перевешивали черные. В большинстве случаев же шариков обоих цветов было примерно поровну, разве что на некоторых белые перевешивали.
На столах были разбросаны белые папки с личными делами. На каждой обложке можно было увидеть фамилию, имя, отчество и дату рождения.
Подойдя к столам ближе, Зигун удивился: на некоторых папках стояли номера приговоров, даты вынесения их и даты смерти. При этом даты смерти не совпадали с датой приговора. На таких папках была печать: «Приговор приведен в исполнение». Но лежали и папки, где был номер и дата приговора, но не было даты смерти. Получается, приговор еще не исполнили.
