Над площадью плыл навязчивый, густой запах гари и паленой плоти. Он стелился в неподвижном, стылом воздухе даже теперь, когда костры уже прогорели и тянулись вверх серыми тонкими дымками. С неба падал тяжелый редкий снег, похожий на хлопья пепла. Слякоть оттепели, разогнавшая по домам самых упорных зевак, не несла свежести и не скрадывала запах, а даже как будто усиливала. Словно змеиная сырость радовалась недавней казни.
Я хорошо ее понимала. С самого начала простояла в первом ряду, прямо за оцеплением. Слушала улюлюканье толпы, ругань и проклятья, которыми щедро осыпали друг друга приговоренные и зеваки, а потом – недолго – крики боли с помоста. Сквозь дым смотрела, как корчатся в огне знакомые лица, стараясь запечатлеть в памяти каждое мгновение. И в груди ширилось, росло чувство громадного облегчения. Словно там, у закопченных каменных столбов, очистительное пламя съедало не только горстку недавно очень важных людей, но все мои сомнения, страхи, тяжелые мысли и само прошлое.
Старого коршуна больше нет, подумать только. Нет его, нет правой и левой руки, нет многих, очень многих чудовищ, которые давно не вызывали у меня никаких чувств, кроме омерзения, а у разошедшихся зевак – страха и ненависти. Сейчас я жалела только об одном: что нет возможности повторить казнь, еще раз остро и пронзительно ощутить полученную свободу. Не мной полученную – нашим многострадальным миром.
Король был абсолютно прав. Смерть на костре – лучший финал для этих мразей, другого они не заслужили. Нельзя марать о подобных благородную сталь, нельзя осквернять их кровью городскую брусчатку. Только огонь; они ведь так его любили…
– Госпожа змеелов! – вывел меня из оцепенения звонкий голос.
Это был совсем еще мальчишка – тонкий, восторженный. Форма королевской стражи почти висела на щуплых плечах, но эту неловкость компенсировал горящий гордостью взгляд. Наверное, всего пара дней как приняли, пока доверяют только дела «подай-принеси», но мальчишеского счастья это не умаляет.
– Госпожа змеелов! – окликнул он меня снова, протянул руку, но коснуться плеча не решился.
– Змееловов больше нет. – Голос прозвучал резко и сипло, и страж растерялся, явно с трудом поборол порыв отпрянуть. – Что случилось? – откашлявшись, добавила я уже мягче.
– За вами послали, его величество желает видеть, – ответил мальчишка с трепетом в голосе.
Короля в страже не просто любили – его боготворили. Да и в народе пока тоже, что не могло не радовать.
Я кивнула и двинулась вслед за гонцом через площадь к дворцу, отделенному узкой полосой почерневшего парка, укутанного мокрым и грязным снежным одеялом. Начало зимы здесь, в Релке, всегда до отвращения сырое и промозглое, а вот к середине погода разгуляется, и станет чище.
На этом унылом фоне дворец казался особенно нарядным. Огромное, величественное многоярусное строение, серебристо-серое под алыми крутыми скатами бесчисленных крыш, напоминающих крылья бабочки-огневки. Его так и назвали при постройке – «Тысяча Бабочек».
В последние десятилетия за резиденцией закрепилось другое имя – «Огненный Кулак», на который здание тоже походило. На огромную боевую перчатку, шипы которой щедро залиты кровью или увенчаны застывшим пламенем. Но сейчас верилось, что бабочки вернутся.
В конце концов, змееловов действительно больше нет. И, наверное, что-то должно измениться к лучшему!
