Когда читаешь прозу Ларисы Миллер, всё время хочется воскликнуть: да, да! так оно и было! – неважно, о чём та или другая новелла: воспоминания детства или портрет Арсения Тарковского. Это чувство даже не узнавания, а родства, сопричастности каждой детали, желание любоваться каждым воссозданным мигом.
А ведь у нас с Ларисой было разное детство, разный круг знакомств. Отчего же эта радость узнавания? Точность, объёмность зрения, пристальное рассматривание каждого мига бытия. Всё это, вместе со свободной, мягкой и очень искренней интонацией, певучей пластикой фразы, присущей поэтическим её произведениям, и рождает совсем особый, подлинный до сердцебиения, и ушедший навсегда мир, который раскрывается нам на страницах этой книги.
Дина Рубина
Со временем всё проходит: и человек, и эпоха. Наступает другая эпоха, приходит другой человек. Но и он, как и его предшественник, непременно принимается выяснять отношения со временем и пространством. Прошлое, настоящее, будущее – что мы ведаем о них? Знаем ли мы о прошлом больше, чем о будущем? «Медлительность старого доброго времени» прочла я в чьих-то воспоминаниях. Но было ли оно медлительным и добрым? Не иллюзия ли это? И что значит – старое? И не покажется ли нам завтра сегодняшний бешеный темп умеренным и спокойным? И всё же, вспоминая своё детство, думаю о нём теми же словами – «медлительность старого доброго времени»: длинный зимний вечер, матерчатый абажур над столом, за которым бабушка штопает, дедушка читает газету, а я рисую. И тихо, так, Господи, тихо, что слышно, как время течёт. А текло оно неспешно и плавно. И я плыла в нём неспешно и плавно, как мультфильмовский ёжик, который, заблудившись в тумане, упал в воду и покорно поплыл по течению. «Я ёжик. Я упал в реку», – изрёк он, глядя на звёзды в ночном небе. Каждый из нас, родившись, попадает во временной поток и плывёт по течению, радуясь всему, что возникает на пути, пока однажды не спохватится и не спросит себя: «Кто я? Куда и откуда? И есть ли здесь дно?» А спросив, не начнёт немедленно захлёбываться и тонуть. Он больше не чувствует себя в реке времени как рыба в воде, и вынужден заново учиться плавать, на что может уйти вся жизнь.
«Row, row, row the boat gently down the stream, merrily, merrily, merrily, merrily life is but a dream…» (Плыви, плыви вниз по реке спокойно и весело. Жизнь всего лишь сон. – Л. М.) – поётся в старой английской песенке, которую обычно исполняют на несколько голосов. Причём сперва поют одни, потом другие, как и положено вступать в реку времени. Только, увы, не получается плыть по этой реке «спокойно и весело». Душа не желает мириться с тем, что «жизнь – всего лишь сон», в котором не существует ничего, кроме изменчивого представления об изменчивых вещах, и, сказав сегодня «я знаю», завтра поймёшь, что тебе помстилось.
Один наш друг, уехавший в Штаты в начале семидесятых, как-то пожаловался своему американскому коллеге: «Вот проблема: без машины до работы не добраться, а водить не люблю. Мне это очень трудно. У меня к машине сложное отношение. Не знаю, что и делать». – «I think, you must change your attitude» (Я думаю, вам надо изменить своё отношение — Л. М.), – посоветовал разумный американец. «Измени своё отношение» – сто раз повторяла я себе, попадая в очередную тупиковую ситуацию. Измени своё отношение к изменчивому и непостоянному миру, в котором смена иллюзий – процесс столь же естественный и неизбежный, как смена времён года. Смести акценты, перенеси ударение с тщетности надежд на тщету отчаяния. Ведь то, что ты с тоской называешь сменой миражей, можно с благодарностью назвать
