В рыбацкой деревушке Хавкустен, что приютилась на унылом полуострове между Солёным и Холодным морями, нечасто происходило что-то необычное. Жители деревни уже и не помнили, когда молва об их поселении распространялась на всю округу. Но одно странное происшествие запомнилось всем надолго.
В тот день старый Олефф по кличке «Кривая спина» прогулял в кабаке почти все сбережения семьи, и его жена – седая Торбетта – принялась верещать на всю деревню:
– Я прибью тебя, старого дурака! На что мы будем жить? Когда ты ловил последний раз приличную рыбу?
А Олефф сидел на перевёрнутом ведре, икал и вяло огрызался:
– Закрой рот, Торбетта. У меня осталось ещё несколько монет… Не кричи, Торбетта, якорь мне в дыхалку! Тебя, наверное, услышал уже сам бургомистр.
– Бургомистр тебе не поможет! Я отлуплю тебя лопатой, Олефф, если ты не принесёшь завтра в дом муки и мяса!
Супруг на это лишь глупо ухмылялся.
Торбетта замахнулась на мужа, но так и не смогла его ударить. Она лишь горько зарыдала, закрыв лицо руками.
Тогда Олефф протянул ей ладонь с медяками и, не удержав равновесия, обессиленный упал с ведра.
В эту минуту мимо забора проходил рыжий бродяга. Это был парнишка лет шестнадцати-семнадцати, худощавый, глазастый и рыжий, как само солнце. Его знала вся деревня, но близко никто не общался и не дружил. Бродяга нищенствовал, побирался, чем мог, и слыл у рыбаков слегка тронутым, но вполне безобидным оборванцем.
Он встал у калитки и что-то негромко сказал бедной женщине. Затем бродяга сделал нечто такое, что старуха мгновенно перестала плакать и замерла, словно окаменевшая.
Вот что позже рассказывала Торбетта на рынке своим приятельницам:
– Клянусь всеми богами, этот рыжий совершил чудо! Он моргнул, и все медные монеты превратились в золото! В самое настоящее, да!
Подруги оглушили ее задорным смехом.
– Что вы смеётесь надо мной? Думаете, я выжила из ума?
Торбетта извлекла из корзины кошелёк и протянула подругам сияющую монету из чистого золота.
– Вот! Смотрите! Такого блеска вы даже в храме не увидите! Золото! Самое настоящее, чистейшее! Этот рыжий обладает каким-то волшебством, я вам точно говорю!
Кто-то из приятельниц осмотрел монету и недоверчиво хмыкнул:
– Этот металл, конечно, ни с чем не спутаешь, но зачем ты нам так упорно врёшь, Торбетта? Скажи честно, эти деньги остались с заработка Олеффа, когда он в начале лета удачно продал большую рыбину.
– Да, да, Торбетта – вторила ей другая женщина. – Рассказываешь нам сказки, а сама, наверное, приберегла золото. Я помню, у Кривой спины был когда-то недурной улов.
Старая Торбетта задохнулась от желания что-то ответить и резко надерзить спорщицам, но промолчала. Смех подруг оскорбил её.
Торговки махнули руками.
– Пойдём отсюда! Если этот рыжий оболтус умеет превращать медь в золото, то почему он живёт под причалами и питается лишь обрубками рыбьих хвостов?
– Ох, и повеселила ты нас, Торбетта! Вспомнила молодость. Хвастаешься, словно тебе снова девятнадцать лет! Как неприлично!
А кто-то крикнул ещё грубее и обиднее:
– Иди, трать своё чудесное золото, покупай молоко и мясо с сахаром! А потом проваливай отсюда!
Подруги оставили обиженную Торбетту одну среди торговых рядов.
Но её хвастливая речь о монете не осталась неуслышанной. Кое-кто внимательно разобрал все слова и даже успел заметить деньги в морщинистой ладони женщины.
В замке Герцога Вайсаугена в тот же вечер слуга рассказывал о происшедшем на рынке:
– Мой господин, старуха всем показывала золото! Не знаю, сбрендила ли она только что, или была всегда сумасшедшей, но я видел монету своими глазами! И она точно рассказывала про рыжего с причалов!
Герцог, вальяжно откинувшись в дорогом кресле, махнул ладонью.
