Вот, уже ровно два месяца я упрямо шел по ее следам. И двигала мной не жажда наживы или такая свойственная всем охотникам страсть к трофеям, а элементарный инстинкт выживания. Я знал, что если не доберусь до нее первым, она обязательно вернется и прикончит меня…
Незримо ощущая преследование, хитрая бестия путала следы, весьма замысловато выводя вензеля и восьмерки на стальном подтаявшем снеге, залежалом и спрессованном, среди многочисленных спящих, сутулых деревьев.
Когда ее следы пропадали, я продолжал двигаться, полагаясь на интуицию, ведь чувствовал свою жертву сердцем. Я расставлял капканы и ставил всевозможные ловушки в местах, где она особенно любила бывать, а затем, увлекшись погоней, сам же в них попадал, отчего тело мое покрывалось все новыми ранами, которые не успевали заживать, обволакивались струпьями и загнивали. За эти два месяца я изрядно потерял в весе и одичал. Все это время я почти не спал, так как привык вскакивать при каждом шорохе, надеясь на ее приближение (и как не прискорбно признаться самому себе – на благополучное разрешение нашего спора). Из под моей весьма разросшейся, лохматой, нечесаной бороды смотрели на мир два злобных карих глаза, да так, что даже встреченные мной охотники, предпочитали держаться подальше от безумного идущего по следу. Ружье, заряженное единственным патроном с пяти миллиметровой дробью, пришлось бросить, когда я тонул в дурманящем озере воспоминаний. Оставалось надеяться только на широкую, остро заточенную полосу стали – охотничьего ножа, да еще, пожалуй, на зубы…
Каково же было мое удивление, когда я, наконец, нашел ее греющуюся возле небольшого костра, на небольшой полянке, вечером, последнего дня, второго месяца. Она сидела ко мне спиной, ссутулившись и что-то напевая ласковым девичьим голосом. Ее фигура, такая маленькая и тонкая, одетая в какое-то серое рубище-балахон, непроизвольно вызывала жалость. Осторожно освободит свое оружие, я стремительно бросился вперед, желая нанести единственно верный удар, не давая себе возможности усомниться в правильности действия… В самую последнюю секунду, когда нож уже почти вспорол ненавистную плоть, она вдруг обернулась и взглянула на меня широко раскрытыми, прозрачными глазами на бледном и невинном детском лице – с осуждением, да так, что даже зная об этой ее способности я непроизвольно осекся. Но, уже через мгновение, неприятно скрежеща о кость – нож вошел в тело. И в ту же секунду, детское лицо вдруг преобразилось в демоническую морду с острыми треугольными клыками, которые рванулись ко мне и впились в шею разрывая мышечные ткани и сосуды. Руки ее выпорхнув из под серого балахона обернулись когтистыми лапами… Но, я продолжал наносить удары. А через минуту все было кончено.
Начавшаяся ранним утром метель – была как никогда кстати. Она наверняка укроет изуродованное тело, брошенное мной на небольшой полянке в лесу, от посторонних глаз. А когда весь снег сойдет, от трупа не останется и следа.
Не смотря на то, что встречный ветер больно сек привыкшее к холоду лицо, то и дело, бросая в него пригоршнями стальные снежинки, хоть и болезненно ныли и зудели, полученные в схватке раны – идти было легко.
«А ведь в этот раз все было намного проще», – думал я, почти уже не ощущая жалости к своей жертве и монотонно перебирая ногами; пока вдалеке не показался чарующий город, стоящий на берегу океана и на многочисленных холмах. Я пребывал в него строго по графику, с приходом весны – как раз к началу нового охотничьего сезона…
