Со шпионажем можно мириться, если им занимаются люди чести.
Шaрль Луи Монтескье, французский просветитель XVIII века
Когда началась моя служба в центральном аппарате советской внешней разведки, а это случилось в марте 1944 года, я ничего не слышал о Рихарде Зорге. Хотя в то время великий разведчик был еще жив и ожидал смерти в одиночке токийской тюрьмы Сугамо. То, что имя Зорге было окутано плотной завесой молчания даже в стенах Центра, казалось странным.
Правда, попал я в политическую разведку – Первое главное управление Наркомата государственной безопасности, а Зорге числился по другому ведомству – Разведывательному управлению Генштаба Красной Армии. Но два родственных департамента не только конкурировали между собой. Они по-деловому контактировали, нередко помогали друг другу, их операции переплетались. Поэтому сотрудники с Лубянки были в курсе дел оперативников, работавших на Знаменке и Гоголевском бульваре, а те в свою очередь живо обсуждали проблемы братьев по оружию из ведомства госбезопасности.
И лишь спустя пять лет мне стало известно о судьбе узника Сугамо. Летом 1947 года я был зачислен в нелегальное управление Комитета информации (КИ) при Совете Министров СССР, а через некоторое время назначен начальником восточного отдела этого подразделения.
Сейчас мало кто помнит о таком секретном ведомстве, которое непосредственно подчинялось руководителю Советского государства И. В. Сталину. Это был мощный центр закордонной стратегической разведки, созданный в результате слияния Первого главного управления МГБ и Главного разведывательного управления Генштаба Вооруженных Сил СССР. Председателем КИ был назначен В. М. Молотов, его заместителями генерал-лейтенант П. В. Федотов (от МГБ) и генерал-полковник Ф. Ф. Кузнецов (от ГРУ). Вопросы закордонной разведки были изъяты из компетенции министерств госбезопасности и обороны, что, замечу в скобках, им совершенно не понравилось.
По замыслу советских руководителей Комитет информации должен был противостоять Центральному разведывательному управлению США, которое создали за океаном в сентябре 1947 года. Кто кого копировал? Кому принадлежала пальма первенства? Скорее всего, идея возникла синхронно и в Москве, и в Вашингтоне: начавшаяся «холодная война», в которой секретные службы использовались в качестве главного оружия, заставила руководителей и Советского Союза, и Соединенных Штатов прийти к одному и тому же выводу.
Однако в отличие от США тогдашняя перестройка разведки не обеспечила у нас выполнение задач, которые перед нею ставились. Через два года маршалы потребовали вернуть военную разведслужбу в лоно Министерства обороны, что и было сделано. Статус комитета понизился: его подвели под «крышу» Министерства иностранных дел. А еще через пару лет КИ ликвидировали, и внешняя разведка снова перешла под эгиду Министерства госбезопасности.
А что же Зорге? После небольшого отступления возвращаюсь к главному предмету нашего разговора.
Итак, полсотни лет назад я смог ознакомиться с материалами дела на Рихарда Зорге, извлеченного из архива. Талантливый разведчик, способный журналист, прозорливый аналитик, тонкий политик, неординарная во всех отношениях личность… Таким предстал передо мной токийский резидент Рамзай – это конспиративный псевдоним Зорге (у него был и другой – Инсон) – с пыльных страниц совершенно секретного дела.
В удивительно короткий срок Зорге создал в Японии разветвленную и хорошо законспирированную разведывательную организацию. А условия, надо сказать, были труднейшие: полицейский режим в стране считался самым жестким в мире. Вот что сообщил Центру Зорге в одном из своих писем: «Трудность обстановки здесь состоит в том, что вообще не существует безопасности. Ни в какое время дня и ночи вы не гарантированы от полицейского вмешательства. В этом чрезвычайная трудность работы в данной стране, в этом причина того, что эта работа так держит в непрерывном напряжении и изнуряет».
