Я помню тот день как вчера. Даже спустя двадцать семь лет эта странная мистическая картина стоит у меня перед глазами.
Всего лишь на секунду забыться, задуматься – всё возвращается.
Это было весной, когда наше многочисленное семейство, включая бесконечных родственников, собиралось в деревне. В отчем доме моей матери.
Бабушка выходила в палисадник кормить цыплят. Дед же ковырялся в саду. Наш огромный красивый яблоневый сад представлял собой потрясающее зрелище.
Особенно когда у деревьев – вишен и яблонь – распускались листья и появлялись цветы. Теперь я бы сказал, что это было совершенно невероятно.
Тогда же всё выглядело довольно обыденно. Ветви яблонь прогибались до самой земли, и дедушка ставил деревянные жерди под ними, чтобы они не сломались под собственным весом.
Моя мать, как и её сёстры, занимались каким-то хозяйством, которое было полностью неинтересно мне – малолетнему шалопаю, носящемуся, как ветер, там, где нужно и не нужно.
Я бежал из сада во двор, в палисадник, бегал по крыльцу. В какой-то момент мне показалось, что меня позвала мать из дома.
Я бросился внутрь.
Когда я открыл тяжёлую входную дверь, меня настигла тишина. Свет был выключен, и казалось, что дома никого нет, хотя буквально десять минут назад я отчётливо слышал присутствие матери.
Вначале я посмотрел налево: большая белая печка молчаливо занимала большую часть дома. Справа – кухонька, там тоже никого.
Я прошёл внутрь: зала с телевизором, где обычно все собирались вечером и что-то просматривали из имеющихся двух телевизионных каналов, ибо в деревне тогда больше и не ловило.
Слева – кровать бабушки. Самое тёплое место в доме, ибо одна из стен в комнате по совместительству являлась стенкой печки. Далее – большая неотапливаемая зала, за отдельной дверью.
Трубы ползли по сиротливым стенам. Жить здесь можно было исключительно летом.
Когда-то давно по этим трубам шло тепло от большой печки, но потом котёл лопнул, и чинить его, как у нас часто водится, никто не стал. Так и жили.
Эта комната была просторной, большой и холодной. Даже летом. Здесь находилось трюмо, где хранились старые семейные фото. Здесь же я встретил и мать с тёткой, убирающих шкаф. Они попросили меня найти отца и позвать его.
Возможно, им нужно было сдвинуть шкаф с места.
Пожав плечами, развернулся и направился к выходу.
Внезапно входная дверь со скрипом открылась, и на пороге я увидел это. Нечто.
Оно было большое. Не просто по меркам маленького пятилетнего ребёнка. Его фигура, укутанная в чёрный балахон, занимала весь дверной проём. А это метра два в высоту.
Интуитивно я понимал, что где-то там, под лохмотьями, у нечто должны быть конечности, но их не было.
Самое завораживающее зрелище – лицо. Его не было. Из-под чёрного балахона на меня смотрела зияющая чёрная пустота.
Ничто. И оно меня видело.
Я смотрел в ответ. Без страха. С интересом. Мне было любопытно. От увиденного захватывало дух. Я хотел поделиться с кем-нибудь.
Я развернулся и бросился назад к матери.
– Мама, смотри, кто там пришёл.
Мать удивлённо смотрела на меня и на входную дверь.
Но там никого не было.
Схлопотав подзатыльник за глупые шутки, я вынужден был ретироваться.
Спустя пару дней мы ушли на речку с двоюродными братьями и тётками.
Возвращаясь домой, обнаружили нескольких незнакомцев, что-то объясняющих отцу и дядькам. Заплаканных тёток и бабушку.
В тот день мы узнали, что дедушка погиб на работе. Из-за пожара. Он работал на заводе ЗИЛ. В трансформаторной произошёл пожар. Дед сгорел заживо.
Мой дед. Ветеран Великой Отечественной войны, призванный в самом её конце, оставался в армии до 1953 года.
