– А я, когда вырасту, я в школу ходить не буду! – сказал Артём своей матери, Евдокии Алексеевне. – Правда, мама?
– Правда, правда, – ответила мать. – Чего тебе ходить!
– Чего мне ходить? Нечего! А то я пойду, а ты заскучаешь по мне. Не надо лучше!
– Не надо, – сказала мать, – не надо!
А когда прошло лето и стало Артёму семь лет от роду, Евдокия Алексеевна взяла сына за руку и повела его в школу. Артём хотел было уйти от матери, да не мог вынуть свою руку из её руки; рука у матери теперь была твёрдая, а прежде была мягкая.
– Ну что ж! – сказал Артём. – Зато я домой скоро приду! Правда, скоро?
– Скоро, скоро, – ответила мать. – Поучишься чуть-чуть и домой пойдёшь.
– Я чуть-чуть, – соглашался Артём. – А ты по мне дома не скучай!
– Не буду, сынок, я не буду скучать.
– Нет, ты немножко скучай, – сказал Артём. – Так лучше тебе будет, а то что! А игрушки из угла убирать не надо: я приду и сразу буду играть, я бегом домой прибегу.
– А я тебя ждать буду, – сказала мать, – я тебе оладьев нынче испеку.
– Ты будешь ждать меня? – обрадовался Артём. – Тебе ждать не дождаться! Эх, горе тебе! А ты не плачь по мне, ты не бойся и не умри смотри, а меня дожидайся!
– Да уж ладно! – засмеялась мать Артёма. – Уж дождусь тебя, милый мой, авось не помру!
– Ты дыши и терпи, тогда не помрёшь, – сказал Артём. – Гляди, как я дышу, так и ты.
Мать вздохнула, остановилась и показала сыну вдаль. Там, в конце улицы, стояла новая большая рубленая школа – её целое лето строили, – а за школой начинался тёмный лиственный лес. До школы отсюда ещё было далеко, до неё протянулся долгий порядок домов – дворов десять или одиннадцать.
– А теперь ступай один, – сказала мать. – Привыкай один ходить. Школу-то видишь?
– А то будто! Вон она!
– Ну иди, иди, Артёмушка, иди один. Учительницу там слушайся, она тебе вместо меня будет.
Артём задумался.
– Нету, она за тебя не будет, – тихо произнёс Артём, – она чужая.
– Привыкнешь, Аполлинария Николаевна тебе как родная будет. Ну, иди!
Мать поцеловала Артёма в лоб, и он пошёл далее один.
Отошедши далеко, он оглянулся на мать. Мать стояла на месте и смотрела на него. Артёму хотелось заплакать по матери и вернуться к ней, но он опять пошёл вперед, чтобы мать не обиделась на него. А матери тоже хотелось догнать Артёма, взять его за руку и вернуться с ним домой, но она только вздохнула и пошла домой одна.
Вскоре Артём снова обернулся, чтобы поглядеть на мать, однако её уже не было видно.
И пошёл он опять один и заплакал. Тут гусак вытянул шею из-за изгороди, крякнул и защемил клювом штанину у Артёма, а заодно захватил и живую кожу на его ноге.
Артём рванулся прочь и спасся от гусака. «Это страшные дикие птицы, – решил Артём, – они живут вместе с орлами».
На другом дворе были открыты ворота. Артём увидел лохматое животное с приставшими к нему репьями, животное стояло к Артёму хвостом, но всё равно оно было сердитое и видело его.
«Ктой-то это? – подумал Артём. – Волк, что ли?» Артём оглянулся в ту сторону, куда ушла его мать, – и не видать ли её там, а то этот волк побежит туда. Матери не было видно, она уже дома, должно быть, это хорошо, волк её не съест. Вдруг лохматое животное повернуло голову и молча оскалило на Артёма пасть с зубами. Артём узнал собаку Жучку.
– Жучка, это ты?
– Р-р-р! – ответила собака-волк.
– Тронь только! – сказал Артём. – Ты только тронь! Ты знаешь, что тебе тогда будет? Я в школу иду. Вон она виднеется!
– М-м-м, – смирно произнесла Жучка и шевельнула хвостом.
– Эх, далече ещё до школы! – вздохнул Артём и пошёл дальше.
Кто-то враз и больно ударил Артёма по щеке, словно вонзился в неё, и тут же вышел вон обратно.
– Это ктой-то ещё? – напугался было Артём. – Ты чего дерёшься, а то я тебе тоже… Мне в школу надо. Я ученик – ты видишь!
