Летать на «Боинге» приятно. Занятно. Тревожно. Интересно. Как ещё? А ещё – чудесно. Да! Наверное, это самое точное слово. Ведь ты находишься там, где совершается чудо.
«Боинг-767» огромный как дом, грузовой начинки в нём больше его собственного веса – но летит! Летит, чудесный. И чем больше воздушное судно, тем труднее обычному человеку представить, что такое возможно. Чего только люди, казалось бы, за последнее время не видели, а полёт самолёта всё равно завораживает. Может лететь камень, брошенный чьей-то рукой, может снаряд, который сжатая огненно-пороховая сила вытолкнула из оружейного ствола. Но ведь всё это летит не само по себе. Когда же по небу мчится, как какой-нибудь воробей, огромная машина, то душа замирает в восхищении. Разве что совсем прагматик останется равнодушным. Большинство же будет трепетать, пусть даже тщательно скрывая свои чувства.
Ульяна сидела в среднем ряду с краю. Впереди, позади, справа и слева было множество людей. Самолёт был полон вещей, еды, воды, электроники, где-то внутри располагались топливо и багаж. По проходам деловито бродили бортпроводники, пару раз мелькнули дяденьки в форме пилотов. Скоро полёт начнётся. До того момента, как самолёт оторвётся от шереметьевской взлётной полосы, остались считанные минуты. И через десять часов «Боинг» будут ждать в аэропорту имени Джона Кеннеди города Нью-Йорка.
Десять часов – это больше, чем рабочий день, это как два раза сходить в школу на шесть уроков. Полдороги на поезде от Москвы до Урала, треть до Крыма…
Многие жалуются, что в самолёте скучно: спать не хочется, а заняться особо нечем. Иногда даже облаков в иллюминатор не видно (особенно если сидишь возле крыла и летишь ночью на высоте десять километров над землёй). Еда невкусная, кино крутят плохое. Все книги давно прочитаны, музыка прослушана, на телефон смотреть даже не хочется. Рядом незнакомые люди. Да ещё уши закладывает. И накатывают клаустрофобия с аэрофобией. А даже если и не накатывают – всё равно скучно… Остаётся только одно – мучиться и терпеть, терпеть и мучиться.
Ульяна Кадникова ни на что подобное не жаловалась. За свои пятнадцать лет – особенно за вторую их половину – она налетала много тысяч миль. Но всё равно каждый раз полёт был для неё праздником. Ульяна садилась в кресло – и начинала наблюдать. Да, именно так. Наблюдать. Как салон самолёта наполняется людьми, как бортпроводники успокаивают суетящихся пассажиров и проводят шоу по технике безопасности. Она всегда внимала тому, что говорят в динамиках перед взлётом, слушала, как лайнер заводит моторы, отслеживала, как он разворачивается, форсирует скорость, отрывается от земли… И как он летит. Ульяна вслушивалась в работу двигателей, ей казалось, что она чувствует сопротивление воздуха, порывы ветра, ощущает, как оседает облачная влага на обшивке, как её схватывает мороз… Время от времени мониторы в салоне показывали карту – и было видно, где в данный момент летит самолёт, какая температура за бортом, а какая там, куда он направляется, сколько осталось до конечного пункта и который там час. Ещё Ульяна прислушивалась к разговорам бортпроводников (вдруг они получили сигнал о неполадках или возможном крушении?!); бродила по проходам, каждый раз удивляясь своей неуверенной походке, хотя на борту, как и на палубе трансокеанского лайнера, качки не чувствуется.
Ульяна не боялась попасть в авиакатастрофу. Она знала, что даже в самой критической ситуации они с папой обязательно что-нибудь придумают, чтобы спасти свои жизни, не теряя человеческого достоинства. Или чтобы спокойно встретить неизбежную смерть. В знаменитом фильме «Титаник» так поступили одни старички – не стали бегать по коридорам и палубам в попытках спастись, а тихонько улеглись в своей каюте и начали ждать… Понятно, что не чудесного спасения, – смерти. Ульяна их очень уважала. Она давно для себя решила, что в случае катастрофы поступит точно так же, и заставила папу пообещать, что он к ней присоединится.
