Аданешь

Стояло жаркое лето 1972 года. Старожилы помнят, что оно прославилось обширными лесными пожарами в Подмосковье. Сама Москва превратилась в гигантский раскаленный котел, невозможно было находиться ни на улице, ни в доме. Горожане, как один, стремились сбежать из задыхавшейся столицы, но на каждой трассе путь им преграждали кордоны милиции, стерегущие зеленую зону от случайных поджигателей. Тем не менее, хитроумные москвичи все же умудрились постепенно просочиться через них, и улицы города заметно опустели.

В огромном кабинете было душно. Гулко тикали старинные напольные часы. Я уже успел привыкнуть к давящей тишине и полумраку этих кабинетов, к томительному ожиданию, сулившему, как правило, какое-нибудь скучное и малоприятное задание. Нередко нас, молодых сотрудников специального отдела, о названии и назначении которого я позволю себе умолчать, вызывали на инструктаж, смысл которого сводился к тому, что в кратчайшие сроки требовалось вычислить и обнаружить очередного подозрительного субъекта, вызвавшего интерес у Органов. Как правило, нас бывало человека три – тех, кого инструктировали одновременно. Редко – четыре-пять. Затем начинался процесс активного поиска, в результате которого обнаруженный субъект, в зависимости от степени предполагаемой опасности, либо доставлялся для беседы, либо за ним устанавливалось наблюдение, по итогам которого уже принималось решение о его дальнейшей судьбе.

Однако в этот раз меня вызвали одного. Сдержанно вдыхая пропитанный пылью и временем воздух кабинета, я стоял по стойке «смирно» напротив внушительного письменного стола, за которым, листая худенькое дело, сидел полковник Зотов. Он озабоченно покачивал головой, цокал языком, вздыхал и время от времени почесывал макушку. Его подернутая сединой шевелюра ходила туда-сюда по голове, когда он морщил лоб, длинные пальцы беспокойно барабанили по столу.

Наконец он поднял на меня свой взгляд, который в этот день против обыкновения не буравил насквозь, а был даже какой-то потухший, и шумно вздохнул.

– Вот что, Суворов, проблема у нас. Серьезная.

Я молчал. Зотов терпеть не мог, когда его перебивали или задавали вопросы прежде, чем он разрешит это сделать. По его мнению, нетерпеливость и поспешность – самые серьезные недостатки сотрудников.

– В Аддис-Абебе, – продолжал полковник, – в Эфиопии, пропала дочь консула, товарища Романова. Информации на сегодняшний день – ноль. Известно только, что вчера с утра она была дома, а к вечеру исчезла. Никаких следов, никаких версий.

Он посмотрел мне в глаза.

– Чего молчишь?

– Слушаю, товарищ полковник.

– Слушает он, – Зотов снова вздохнул. – В общем так, Суворов, вот тебе дело. – Он подвинул вперед тоненькую папочку. – Ознакомься. Прямо здесь.

Я подошел к столу и осторожно раскрыл папку скоросшивателя.

– Да ты сядь, – сказал полковник, а сам встал и подошел к окну.

Я принялся внимательно вчитываться в каждую страницу, стараясь «сфотографировать» документы до мельчайших подробностей. Зотов взял со стола пачку «Казбека» и молча протянул мне. Я вежливо отказался. Тогда он достал папиросу и стал расхаживать по кабинету, тщательно формируя мундштук, время от времени вставляя его в рот, словно проверяя, нужную ли форму он ему придал. Наконец он чиркнул спичкой и неторопливо закурил, пуская вверх тонкие струйки дыма.

На первой странице дела была краткая справка о дочери консула: Романова Наталия Анатольевна, дата рождения – двадцатое октября одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года.

«Тринадцати еще нет, – подумал я. – Совсем ребенок!»

На второй странице была фотография Наташи. Обыкновенная девочка: большие умные глаза, темные волосы заплетены в косу, одета в школьную форму с обязательным пионерским галстуком, повязанным на шее. «Записав» образ девочки в память, я перевернул страницу. Далее следовали кое-какие биографические детали, информация об основном месте жительства, родственниках, знакомых – в общем, все то, что могло хоть в какой-то степени помочь поискам, дать пусть тонюсенькую, но все же ниточку, ухватившись за которую, опытная ищейка может взять след и найти пропавшего человека. А я и был не кем иным, как ищейкой, притом одной из лучших. Это не значит, что другие были хуже. Просто мне чаще везло. Именно поэтому Зотов выбрал меня.