Ночной воздух был наполнен ароматом влажного камня – недавно улицы омыл сильный осенний дождь, на границе восприятия удавалось ощутить металлические нотки с примесью гари, словно после проехавшего поезда. Только в анклаве не было поездов. Как и людей. По крайней мере, живых людей…
Рудницкий с беспокойством поглядывал на клубящийся вокруг туман. Свет газовых ламп создавал во мраке фантастические формы, обманывал глаза, дурачил разум. Фонари в анклаве горели и днем и ночью, хотя подачу газа давно прекратили. Однако варшавский анклав жил по своим правилам. Как и все другие. К счастью, проникновение затронуло только самые крупные города, в Российской Империи пострадали только три: Петербург, Москва и Варшава.
Внезапный порыв ветра разогнал мглу, и в луже отразилась Луна. Рудницкий беспомощно выругался – полнолуние. Ноябрь, значит, Луна Охотника. Здесь и сейчас обыкновенное предзнаменование. Несмотря на утешительную тяжесть револьвера и алхимические вещества в закупоренных бутылках из хрусталя, Рудницкий предпочитал не думать, кому, если что, выпадет роль охотника, а кому – дичи.
Из-за угла донесся звук, напоминающий скрежет железа по стеклу, и Рудницкий нервным жестом потянулся за оружием. Но, прежде чем он успел прицелиться, упал на мостовую, сваленный ударом по затылку. Через мгновение грубым пинком его перевернули на спину.
– Кто такой? – спросил солдат в мундире жандарма, прищурив глаза.
– Ал… алхимик. Лицензированный, – добавил Рудницкий поспешно. – Мои документы…
– Лежать! – рявкнул солдат, подкрепляя приказ дулом карабина.
Рудницкий невольно съежился, топот ботинок свидетельствовал, что жандарм был не один.
– Покажите документы, – произнес холодный голос на польском. – И никаких резких движений!
Безупречное произношение свидетельствовало о том, что незнакомец, несомненно, командир патруля, был или поляком, или прекрасно знал польский. Одно и другое казалось одинаково маловероятным: для охраны границ варшавского анклава специально набирали россиян, и редко, когда патруль возглавлял кто-то выше сержанта или вахмистра. А те не блистали образованием.
Рудницкий потянулся к карману плаща и вытащил документы, очень медленно подняв руку.
– Действительно, алхимик, – буркнул незнакомец. – Лицензированный. Вот только лицензия истекла в полночь и уже несколько часов недействительна.
– Пристрелить? – равнодушно спросил жандарм, прижимая приклад щекой.
– Пока нет, – ответил командир с реальным или притворным замешательством в голосе. – Кто знает, зачем нам понадобится господин алхимик? Вставайте, – резко кинул он.
Рудницкий поднялся на ноги, со стоном ощупывая голову. Он стиснул зубы, разглядев кровь при свете ближайшего фонаря. Еще этого не хватало… Он вытащил из кармана кусок марли, обрызгал экстрактом с добавлением порошкового гематита.
– Было бы неплохо, если бы кто-то помог мне перевязать голову, – сказал он.
– Сами не справитесь? Нам еще и нянчиться с вами?
– Без меня вы не доживете до рассвета, – гневно кинул Рудницкий. – А что касается няньки…
– Перевяжи его, Матушкин, – нетерпеливо приказал командир. – Иначе будет ныть до утра.
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие.
Рудницкий резко выдохнул. Еще раз посмотрел на командира патруля: три звездочки, так что старший лейтенант. Куда ему до высокоблагородия? Этот титул применим к капитанам и выше. До полковника включительно. Да и офицер какой-то странный: обычный, что ли, с умным выражением лица, которое портил только сломанный нос, как у боксера, на глаз лет сорок. В этом возрасте лейтенантом мог быть полный неудачник. А незнакомца окружала аура компетентности и власти. К тому же отличное знание польского… Та-а-а-к, похоже, ему попался необычный патруль.
