Не думай о секундах свысока.
Hаступит – сам поймешь, наверное:
Свистят они, как пули у виска,
Мгновения, мгновения, мгновения.
У каждого мгновенья свой резон,
Свои колокола, своя отметина.
Мгновенья раздают – кому позор,
Кому – бесславье, а кому – бессмертие!
(Роберт Рождественский)
Глава 1. Лубянка
«В течение 24-го июня противник продолжал развивать наступление на Шауляйском, Каунасском Гродненско – Волковысском, Кобринском, Владимир – Волынском и Бродском направлениях, встречая упорное сопротивление войск Красной Армии.
Все атаки противника на Шауляйском направлении были отбыты с большими для него потерями. Контрударами наших механизированных соединений на этом направлении разгромлены танковые части противника и полностью уничтожен мотополк.
На Гродненско-Волковысском и Брестско-Пинском направлениях идут ожесточённые бои за Гродно, Кобрин, Вильно, Каунас.
На Бродском направлении продолжаются упорные бои крупных танковых соединений, в ходе которых противнику нанесено тяжёлое поражение.
Наша авиация, успешно содействуя наземным войскам на поле боя, нанесла ряд сокрушительных ударов по аэродромам и важным военным объектам противника. В боях в воздухе нашей авиацией сбито 34 самолёта.
В Финском заливе кораблями Военно-Морского Флота потоплена одна подводная лодка противника.
В ответ на двукратный налёт на Севастополь немецких бомбардировщиков с территории Румынии советские бомбардировщики трижды бомбардировали Констанцу и Сулин.
В ответ на двукратный налёт немецких бомбардировщиков на Киев, Минск, Либаву и Ригу советские бомбардировщики трижды бомбардировали Данциг, Кенигсберг, Люблин, Варшаву и произвели большие разрушения военных объектов. Нефтебазы в Варшаве горят.
За 22-е, 23-е и 24-е июня советская авиация потеряла 374 самолёта, подбитых, главным образом, на аэродромах. За тот же период советская авиация в боях в воздухе сбила 161 немецкий самолёт. Кроме того, по приблизительным данным, на аэродромах противника уничтожено не менее 220 самолётов».
(Сообщение Советского Информбюро за 24 июня 1941 года)
В ночном небе над Москвой висели аэростаты, шел четвертый месяц войны.
На Лубянке, в одном из кабинетов с затененными светомаскировкой окнами, за столом в желтом пятне света сидел лет тридцати пяти, крепкого сложения человек. С петлицами старшего майора госбезопасности*, тремя орденами и знаком «Заслуженный работник НКВД» на коверкотовой гимнастерке. Фамилия его была Судоплатов, должность – начальник 2-го отдела НКВД СССР.
Это был опытный сотрудник контрразведки, начавший свой боевой путь мальчишкой еще в Гражданскую войну. Сначала рядовым бойцом, потом сотрудником Особого отдела* и оперативником губернской ЧК. Далее началась служба в центральном аппарате и выполнение спецзаданий в европейских странах – ликвидация основателя ОУН* Коновальца и предавшего идеи большевизма Троцкого*.
В настоящее время он возглавлял отдел, занимавшийся разведкой, контрразведкой и организацией диверсионной деятельности в тылу противника.
Перед чекистом лежало дело оперативной разработки в глянцевой обложке, которое он внимательно изучал, делая временами карандашом отметки в блокноте.
Разработка именовалась «Монастырь» и имела далеко идущие цели.
Месяц назад нарком НКВД Берия, желая скрасить мрачные настроения Сталина от чудовищных поражений Красной армии на фронтах, докладывал вождю об успехах наркомата в борьбе с немецкой агентурой, забрасываемой в их тылы, выявленных и уничтоженных резидентурах, диверсантах и вредителях.
Вождь молча слушал, расхаживая по кабинету, а потом, подойдя вплотную к наркому, сказал, – плохо, Лаврентий, очень плохо.
– Не понял товарищ Сталин? – побледнел тот лицом.
