– Посторонись! – Я пыталась проскользнуть среди столпившихся
зевак, которые, как назло, не собирались расступаться.
– Куда прёшь, полоумная? Не видишь тут очередь? – прикрикнула на
меня одна из женщин, взмахнув перед лицом наполненной съестным
корзиной. – Иди в конец, – рявкнула она так, что я даже попятилась.
Но тут же вспомнила, что за моей спиной находились «хищники»
пострашнее этой пираньи.
– Мне вон туда, – указала куда-то в сторону, всё ещё надеясь
прошмыгнуть между слегка разомкнувшимися локтями её товарок по
несчастью. Но в этот момент послышались зычные голоса моих
преследователей.
– Стой, где стоишь, маленькая воровка!
И вовсе я ничего не украла – просто потрогала заговорённый обруч,
который отчего-то засветился в моих руках.
Разумеется, я испугалась. А вот торговец, вместо того чтобы
успокоить бедняжку, вдруг начал орать на меня, зазывая стражу. Вот
я и бросилась наутёк, старательно избегая встречи с хранителями
закона. Ведь если они поймают воспитанницу пансионата, то там
разбираться никто не станет – упекут за решётку, и дело с
концом!
Оглянувшись по сторонам, я заметила лазейку: одна из
покупательниц уже отходила от прилавка, довольная своим уловом, а
другая ещё не успела к нему подойти, оглядываясь по сторонам. Время
словно застыло. У меня было всего несколько секунд, чтобы
проскользнуть в образовавшуюся щель.
Сердце колотилось так, что, казалось, его стук мог услышать
каждый. Взгляд цеплялся за лица вокруг – никто совершенно не
обращал на меня внимания. Я скользнула мимо громоздкой корзины и
едва не задела чей-то плащ. Дыхание перехватило, когда мне
показалось, что женщина с прилавка что-то крикнула вдогонку. Но я
уже оказалась в другом ряду рынка – узком, тесном и куда менее
людном.
И в тот момент, когда я уже собиралась облегчённо вздохнуть,
чья-то сильная рука схватила меня за запястье. Я замерла, не в
силах вырваться, и подняла свой взгляд. Передо мной стоял стражник
– высокий, широкоплечий, с грубыми чертами лица, явно уставший от
долгих дежурств.
– Попалась! От меня не уйти, – рявкнул он, бросив презрительный
взгляд из-под кустистых бровей.
При этом мужчина сжимал моё запястье так, что я почувствовала,
как кровь отливает от пальцев.
– Я не виновата... – выдавила, но мои слова разлетелись в
воздухе, как осенние листья. А стражник даже не повернул головы.
Его грубая рука, словно железный обруч, сжимала моё запястье, и
каждый шаг отдавался болью в натянутой коже. Он волок меня через
рынок, не обращая внимания на шёпот толпы, растущую волну
осуждающих взглядов и смешков.
Толпа расходилась перед нами, будто вода перед кораблём, и я
чувствовала, как на меня обрушивается лавина осуждения. "Воровка",
"попалась", "ну, и правильно" – слышались шепотки. Глаза
покупателей горели смесью любопытства и презрения, словно моё
унижение было лучшим развлечением дня.
А когда до тёмной кареты с решётками на окнах осталось всего
несколько шагов, мне стало по-настоящему страшно. Паника, до этого
жавшаяся где-то на краю сознания, хлынула с новой силой. Вот сейчас
меня затолкают внутрь, и всё кончено. Никто не придёт выяснять,
почему девушка, у которой ничего чужого не нашлось, оказалась за
решёткой. Никто даже не станет слушать моих объяснений.
– «Попыталась выбросить, но доблестная стража её поймала», – вот
что будут шептаться на улицах. "Дурочка", – скажут. "Сама
виновата". И на этом обо мне забудут, как только карета скроется за
ближайшим поворотом.
Я сглотнула, чувствуя, как в горле пересохло. Дыхание стало
рваным, и перед глазами замелькали образы: пансионат, те немногие
подруги, что у меня были, лица учителей... Всё это станет лишь
воспоминанием.
