Государь удостоил милости
Шла премьера пьесы по мотивам знаменитого романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери».
Зал Александринского театра полон. В императорской ложе сам государь с супругой. Всё чин по чину, всё как обычно. И на сцене игра идёт спокойно, без каких-то эксцессов, ведь пьесу кромсали и правили, правили и кромсали, прежде чем выпустить на сцену. Впрочем, об этом несколько позже. Мотивы любви, заложенные в пьесу, никто не тронул, а потому каждое появление на сцене Эсмеральды вызывало необыкновенное оживление в зале.
Эсмеральда! Она уже тем хороша, что в её роли – любимица зрителей, неотразимая Варвара Асенкова, стремительно восходящая звезда на театральном небосклоне Александринки, как в обиходе называли тогда театр многочисленные его поклонники.
И вот очередной выход Эсмеральды. Она должна исполнить песню цыганки, песню слишком откровенную, слишком пронзительную. И тут Асенкова несколько не по пьесе вдруг демонстративно глубоко, стараясь привлечь внимание зрителей, поклонилась императорской ложе.
Что ж, и это пока ещё вполне допустимо. Уважение к императорской чете! Как ещё расценить?
Но тут из прекрасных уст молодой актрисы полились слова песни, да какие!
Где струятся ручьи
Вдоль лугов ароматных,
Где поют соловьи
На деревьях гранатных,
Где гитары звучат
За решеткой железной —
Мы в страну серенад
Полетим, мой любезный!
Мой любезный?! Не любезному ли посвящён столь демонстративный поклон? Но и это не всё. Далее слова, слова не совсем по тексту, но любой текст остаётся сухим текстом, пока не озвучен талантливым исполнителем, в данном случае прекрасной исполнительницей. И она вложила в эти слова весь свой жар, всё своё искусство:
«Мне быть твоей женой, мне, бедной цыганке, бессемейной, без отца, без матери… Ах, если бы ты принял меня в служанки, я бы следовала за тобой на край земли – я бы служила тебе, как верная собака, которая лижет ноги своего господина, и была бы счастлива! Счастлива быть твоей женой, мой благородный, прекрасный рыцарь, мой защитник, мой супруг! Ах, вези меня туда…»
Рядом актёр Дюр. Это к нему должна повернуться Эсмеральда, это ему она должна говорить с мольбой то, что произносила с таким необыкновенным жаром. Но актриса в этот момент словно забыла о партнере по пьесе – она обратила свой взор на императорскую ложу, на государя…
А ведь в романе и слова иные. Там Эсмеральда как раз заявляет обратное, заявляет Фебу, что не станет никогда его любовницей, его игрушкой, не станет служить для забавы…
Зрители потрясены, особенно те, кто читал роман, а роман, в ту пору переведённый на многие языки, был очень популярен.
Что это было? Озорство? Кто мог ответить на такой вопрос! Ведь всё могло кончиться для актрисы не слишком хорошо. Впрочем, так оно и было. Реакция в театре оказалась вполне ожидаемой. А что же государь? Ведь её считали едва ли не его фавориткой.
Считали неслучайно. Император Николай I обратил внимание на актрису уже на первом её выступлении.
21 января 1835 года государь был на спектакле в Александрийском театре вместе со своей супругой императрицей Александрой Фёдоровной.
Варвара Асенкова. Неизвестный художник
Как раз в тот день состоялся дебют молодой актрисы Варвары Асенковой, которая участвовала в бенефисе своего преподавателя и актёра Ивана Ивановича Сосницкого (1794–1871). Юная актриса играла в двух водевилях, играла превосходно и своим исполнительским мастерством потрясла императорскую чету.
