Владимир Сонин
Владимир Сонин
Алина
Знаете, что главное, когда работаешь психологом?
Не принимать близко к сердцу то, с чем к тебе приходят люди: истории из жизни их самих, детей, мужей, жен, родственников, коллег по работе и связанные со всем этим душевные переживания, – и уж тем более не ввязываться во все это. Цинично, но зато правда. Пациент ушел – и забыть о нем. До следующего раза. А не получается – бросайте эту работу. Таков мой вам совет.
Поступаю ли я так же?
В детстве, помню, мой отец, который потом умер от рака легких, выкуривал по две пачки в день и только и делал, что говорил мне:
– Не кури, сынок!
После чего доставал очередную сигарету. Каждое утро он заходился кашлем минут на пять, пока не отхаркает всю желтую вязкую мокроту, скопившуюся в его бронхах. Даже когда врачи ему сказали, что болен он основательно и перспективы пожить уже никакой, думаете, он бросил? Как бы не так! Курил по-прежнему много и по-прежнему каждый раз говорил одно и то же:
– Никогда не кури, сынок!
А вот теперь и я не лучше него: советовать-то советую, а сам… Бывает по-разному. Впрочем, слушать меня или нет – решайте сами и поступайте, как хотите. В конце концов, каждый волен выбирать, как ему относиться к тем или иным вещам. Для кого-то любое дело – чистый формализм, а для кого-то – часть жизни. Для меня второе. Потому-то я и решил рассказать эту историю, иначе забыл бы сразу, как только все это случилось, – да и самой истории, скорее всего, не произошло бы.
Психология – наука странная. Да и кто такой психолог? Не тот ли, к кому приходят плакаться в жилетку и ныть о своих проблемах? К психиатру с большинством из такого добра не пойдешь. Мол, извините, доктор, но, кажется, у меня шизофрения. Каково? А вот другое ведь дело – прийти к психологу и начать вроде такого: «Знаете, я так переживаю по поводу того, что мой муж мне изменяет, но не хочу его бросать, потому что иначе с ума сойду или вообще покончу с собой, потому что я люблю его, и нужен он мне так, что аж коленки дрожат, когда о нем думаю, но вот только шляется он как последняя сволочь, и вообще я его ненавижу». Вот это случай для психолога. Давай, разбирайся, разматывай клубок хитросплетений, который сформировался в голове у этой барышни к тридцати годам. А завязываться он начал еще в детстве, когда родители ставили ее в угол за какие-то провинности или ругали какими-то словами… Ну, насчет детства – это классика, всем известная прописная истина.
Те психологи, которые просто предлагают пациенту пройти тот или иной тест и после обработки результатов дают интерпретацию с парочкой стандартных советов, конечно, выигрывают. Тут никакой привязки вообще. «У вас часто бывают поносы? Да; нет; затрудняюсь ответить». Из шести сотен вопросов двести – по сути одинаковые, только по-разному заданные. И в итоге вывод: повышенная тревожность. Да, капитан, именно так. Пациент уходит и думает потом, что с этим делать… А таких специалистов, между прочим, девяносто процентов.
На свою голову, я таким не стал, да и никогда не был. То ли Фрейд на меня так повлиял, то ли склад характера сказался, но только всегда, еще со времени обучения в институте, я в каждом случае хотел докопаться до истины. Почему Фрейд, тогда как куча ребят посовременнее есть, спросите вы. Определенно сказать не могу, но только его работы произвели на меня такое впечатление, что захотелось так же, как сыщик, копаться в недрах чужого подсознания в поисках истины, настоящей причины и, находя эту самую причину, пытаться ее изменить, облегчить или вовсе устранить страдания пациента.
Сперва институт, потом работа в казенном учреждении «Семья». Знаете, такое, куда мамочки приводят своих чад, чтобы посоветоваться по тем или иным вопросам: то в семье сложности, то никак не решат, куда поступать (хотя вряд ли тут поможет психолог, если уж честно), то с друзьями отношения не клеятся. Такая своего рода богадельня. Платили, конечно, копейки, но зато и делать почти ничего не требовалось. Клиентов было мало, случаи в большинстве своем неинтересные, и значительную часть времени я тратил на чтение книг и мечты о том, как бы открыть свое дело: хотелось чего-то более серьезного, чем прозябать здесь.