Сегодня 25 мая. Сегодня мне исполнилось 25. Я стою на крыше высотки и смотрю вниз, на город, который никогда не спит – большой, шумный и безразличный. Диск солнца скрылся, и его розовый шлейф растянулся вдоль горизонта. Воздух пропитан озоном, а вдалеке слышны раскаты грома. Какая ирония – день моего рождения станет днем моей смерти.
Что привело меня сюда? Наверно, инфантилизм. Ну, и последняя фраза моей мачехи: «Раз тебя все достало, пойди и прыгни с крыши!». Обо мне всегда кто-то заботился. Причем в основном папа, потом муж и снова папа. Мама умерла, когда мне исполнилось пять. Именно тогда меня отдали в секцию по спортивной гимнастике, которая и стала смыслом моего существования. Мне всегда казалось, что жизнь прекрасна, но она беспощадно подкидывала новые и новые сюрпризы. После серьезной травмы спины пришлось уйти из спорта. Мой муж – моя защита и опора, через год после свадьбы разбился в аварии. Я полгода жила, словно в коме: два нервных срыва, неудачная попытка суицида, клиника неврозов. Если бы не отец, я бы не выбралась из той ямы. Он заставил меня снова жить. А теперь и он меня покинул. Единственный родной человек в этом жестоком мире. Жестоком и несправедливом… Папе было всего сорок четыре, обширный инфаркт. Скандал с мачехой стал последней каплей. И так. Нет ни любимых, любящих людей, ни цели в жизни, как и собственно желания жить.
…Уже совсем стемнело, лишь вспышки молний освещают небесное пространство. Грохочет гром. Накрапывает дождь. Прекрасный день для самоубийства!.. Выбрасываю недокуренную сигарету, никогда не курила, не следовало и начинать. Маленький огонек летит в темноту. В наушниках бьет Evanescence «Bring me to life».
«…Got to open my eyes to everything
(Мне нужно открыть глаза, чтобы увидеть всё.)
Without a thought without a voice without a soul
(У меня нет мыслей, нет голоса, нет души,)
Don’t let me die here
(Не дай мне умереть здесь,)
There must be something more
(Ведь должно быть что-то ещё…)
Bring me to life
(Верни меня к жизни…)
Расставляю руки, закрываю глаза…
Я слышала, умирают еще в полете, сердце – оно разрывается, обычно… Мое тело наклоняется вперед, и я вот-вот полечу в никуда. Все происходит как в замедленной съемке – я чувствую, порыв ветра, обдающий лицо и чьи-то руки, хватающие меня за талию. Меня тянет назад, моему смартфону везет меньше, он вываливается из кармана, скрывается во мраке, волоча за собой наушники, и глухо ударяется о припаркованную внизу машину. Я снова на крыше, лежу на чем-то теплом и мягком.
– Приземление на троечку, надо будет над этим поработать, – шепчет мне в ухо знакомый голос. И до боли знакомый запах! Да быть не может! Я вскакиваю как ужаленная. Мой спаситель тоже поднимается и отряхивается.
– Алекс?! Леднев?! – я не верю ни глазам, ни ушам, ни происходящей реальности.
Внизу верещит машина, на которую, по всей видимости, упал мой смарт.
– Новикова, ты совсем спятила или летать научилась?
– Какого, блин, банана?!
– Вот спасай тебя после этого. Никакой благодарности, – он театрально закатывает глаза.
– А я не просила меня спасать, Бэтман хренов!
– Вот только давай без оскорблений!
– Как ты вообще здесь оказался?
– Отсюда, знаешь ли, вид лучше.
Я сажусь на бортик крыши. Алекс присаживается рядом.
– Что, прям совсем все так плохо? – он приобнял меня за плечи, и меня вдруг прорвало, я зарыдала.
– Началось в колхозе утро… – в сердцах бросает Леднев и протягивает мне платок.
– Ну, перестань, Кир, ты же чемпионка…
Я устало смотрю на него.
– Да! И не надо так смотреть…Новикова, брось разводить сырость, вон, дождь пошел, – он встал на ноги и протянул мне руку, – и так, планов на вечер у тебя все равно нет, предлагаю выпить. И можешь ничего не рассказывать, если не хочешь. Поедем, отпразднуем твое второе рождение.
