– Эта девочка в голубом платье – точно выпускница?
– Юна? Да, как ни странно, закончила одиннадцатый. Правда, выглядит она на фоне своих таких взрослых одноклассников так нелепо. Я бы даже сказала, неподобающе её возрасту. Слишком уж нежным цветком она выглядит. Ты посмотри, какими взрослыми кажутся рядом с ней парни? А девочки в этих бальных платьях? Ну, хоть сейчас замуж отдавай! Да, Юна соответствует своему имени. Наверное, никогда не вырастет и не повзрослеет. Витает где-то в облаках вечно!
Я не стал больше слушать рассуждения матери о добре и зле, о плохом и хорошем. Этого я за всю жизнь наслушался с лихвой. Быть сыном директора школы – то ещё наказание! Она ж не просто была директором школы, она – учитель по призванию, по убеждению и не знаю ещё по чему. И дома у меня была не мама всю мою жизнь, а строгий, правильный во всём учитель и суровый директор школы. Видимо, и родила она меня когда-то не по желанию иметь ребёнка, а просто потому, что так правильно и так положено. Об отце я ничего не знал. Мать категорически отказывалась говорить на эту тему, а больше спросить было не у кого. Бабушки-дедушки отсутствовали, мать воспитывалась в детском доме. Подруг у неё тоже не было. Подруг и родственников матери заменяла школа. Любимая работа была для неё всем, и, наверное, она была вполне счастлива. Чего не скажешь обо мне. У меня был дом, мама, друзья – но всё это было каким-то искусственным. Дом был всегда пустой, я никому не был там нужен. Друзей приводить мне было нельзя. Компьютерные игры – нельзя. Громко играть – нельзя. И я не помню от матери никакого другого отношения, кроме нотаций и непрерывного воспитательного процесса с нравоучениями о морали и нравственности. Друзья у меня могли быть только одобренные матерью. Наверное, ей хотелось вырастить идеально воспитанного ребёнка. Но вырос закомплексованный, мрачный тип, страшно ненавидящий всё, связанное со школой. Мне казалось в детстве, что школа – огромный монстр красного кирпича, сожравший мою маму и моё детство.
Мы редко общались с матерью. Редко созванивались, переговариваясь лишь дежурными, конечно же, правильными фразами. И сегодня, прибыв в Питер, я ни за что бы не пришёл сюда к матери. Но так уж сложились обстоятельства. Даже не знаю, каким уж образом, но я оставил барсетку в офисе. А там – все документы. Хорошо хоть телефон с пейпэлом в кармане, а то пришлось бы возвращаться. Подъехав к знакомой гостинице и не обнаружив барсетку с документами, я, конечно, был немало озадачен. Но ночевать в машине как-то совсем не хотелось, тем более что всё-таки какой-никакой, а у меня здесь есть дом. Хотя своим я его не считал уже давно, и всё же решил съездить к матери в школу за ключами.
Сделав озабоченный вид, что очень спешу, я правильными фразами попрощался с матерью и двинулся к выходу из зала. Девушки в голубом уже не было видно среди выпускников. Зазвучал вальс, и началось хаотичное движение блестящих материй, хохота и весёлого гомона. Медленно лавируя между красиво вращающихся пар, я всё же, неудачно повернув голову, впечатался в одну из них. Парнишка отлетел в сторону, а девушка буквально очутилась у меня в объятиях – я попытался не дать ей упасть.
Ангельской кротости огромные глаза Юны смотрели на меня снизу вверх с весёлым изумлением. На несколько секунд мир перестал существовать – исчезли звуки и движения вокруг, остались только эти широко распахнутые глаза…
– Ты чего, дядя? Это чего было сейчас? Юна, ты его знаешь? – подскочил её худощавый партнёр по танцу.
