Дождь. Капли, как пули. Бессмысленный поток разбиваясь об асфальт. Я сижу в дешёвой забегаловке на пересечении третьей улицы и Грин Авеню. Передо мной чашка черного кофе и кусок торта. Это медовик в девять слоев. Самый сладкий мед в тесте, а крем из сметаны и сахара разбавляет вкус легкой кислинкой, словно взбитые сливки со свежей клубникой. Каждый кусочек тает во рту, доставляя наслаждение, как поцелуй красотки. Я не могу устоять перед таким десертом. Именно поэтому моя бывшая выбрала этот место. Русские десерты делают меня сговорчивей, может даже глупее и с этим ничего не сделать. Ах да. Она сидит напротив, готовясь завести разговор про наше прошлое. Начнет с моего внешнего вида.
– Джимми, ты снова не брился несколько дней. Как всегда жалко денег для Донни? Сколько он уже тебя бреет?
– Моника, давай без этого. Ты скажешь какой я скряга. Как мне надо было жить, чтобы ты не ушла. А потом… – Я намерено сделал паузу, чтобы услышать, как она будет отрицать.
– Что ты такое говоришь? Я знаю от тебя всегда пахло дешевыми сигаретами, а по вечерам еще и запах дешевого пойла. – Я продолжаю ее слушать. Мне нравится ее голос.
– Ты вроде бы говоришь: я не такая. И продолжаешь по старому сценарию.
– Если бы ты меня слушал раньше, было бы все! И деньги, и дом загородом, и я в твоих руках!
– Я всегда старался заработать больше, чем нужно!
– Зато всегда вкладывал деньги не туда, как чертов неудачник.
– Ну прости, что я не гений финансов. Если пришла оскорблять, можешь просто наорать и уйти.
Тишина повисла в воздухе. Она достала позолоченный портсигар и закурила. Запах дорогих сигарет приятно щекотал мой кривой нос. Хорошо, что после всех ударов, он вообще способен чувствовать запахи. Я тоже решил закурить. Достал помятую пачку и зажигалку из бежевого плаща. Щелчок открывшейся металлической зажигалки привлек ее внимание.
– Ты все еще ее хранишь?
– Это же твой подарок.
– Ах… – Её тяжелый вздох, как удар током прошелся мурашками по моему телу. – Прости, Джимми. Я погорячилась.
– Ничего, я тоже был не прав. – Мне не хотелось это говорить, но ее тон стал мягким, как объятия после пощечины.
– Знаешь, я правда любила тебя. – Она лжет. Скорее всего, все-таки лжет… но я хочу ей верить.
– Прошлое можно вернуть.
– Уже слишком поздно. – Она снова это делает. Дергает за старые струны.
– Пока не забит последний гвоздь, не поздно.
– Хватит, Джимми. – Сожаления в ее голосе почти настоящие. И все же я верю ей.
– А почему нет?
– Помню мы с тобой решили сходить в ресторан. Я одела самое лучшее платье. Сделала самую красивую прическу. Стояла у входа, ждала тебя. Ты опоздал. Но пришел с большим букетом цветов. Я растаяла от такого жеста и даже не заметила твою мятую рубашку и такой же ужасный галстук. Не заметила запах самого дешевого одеколона. Твою небритость, растрепанные волосы. Даже сбитые кулаки. Я была наивна, верила в романтику и видела лишь жест любви. Теперь я не такая. Я вижу все твои недостатки. Все таже рубашка, тот же плащ, таже шляпа. Только вот галстук более нелепый. Лучше стал лишь одеколон.
Каждое ее слово становилось ударом. Все более сильным в одно и тоже место. Но я не хотел уйти или ударить ее, как сделали бы многие. Я хотел заткнуть ее поцелуем. Хотел снова почувствовать прикосновение этих нежных губ. Почему-то только сейчас пришло осознание – она мой медовик.
– Моника хватит. Мы можем играть в это до утра. Ты же по делу. – Я сдерживаюсь чтобы не сорваться. Надо быть серьезным.
– Да. – Она снова тяжело вздохнула. – Мне нужна услуга. Таким занимаешься лишь ты.
– Цену знаешь?
– Плачу вдвойне за срочность.
– Куда тебе спешить?
– Не мне. Моему мужу. Через неделю он баллотируется в сенат, надо убрать все хвосты.
