16 апреля 1945 года
Генуэзский залив, 7 миль к югу от порта Генуя.
20:36 по местному времени.
Джованни Ренци очередной раз помянул Господа в суе и воздел перепачканные смазкой ладони к сочащемуся унылым обложным дождём низкому ночному небу.
– Пепо, мерзавец! – рявкнул он, стараясь переорать грохот косых струй по крыше невысокой надстройки шхуны. – Ты где, мать твою?
Сын, двадцатилетний оболтус, вызвавшийся идти с ним в это плавание, откликнулся их недр невеликого моторного отсека:
– Да, отец?
– Какого дьявола ты там возишься? Если мы не запустим этот проклятый движок в ближайшие полчаса, то надвигающийся шторм выбросит эту лохань на камни южнее Генуэзской бухты!
– Но, отец…
Из-за какофонии дождя голос Пепо звучал глухо, как из бочки. Старик Ренци только рукой махнул, воздев намокшую бороду к небу, словно бы призывая всех святых в свидетели того, сколь непутёвого наследника они ему послали.
Ему не хотелось выходить в море, но голод, непременный спутник всех последних лет, заставил отойти от швартовой стенки и попытать счастье в этот ненастный апрельский день.
С утра погода была ещё относительно нормальной, они пару раз забрасывали сети, и уже кое-какая мелочь плескалась в трюме, когда старенький «маркони» забулькал, словно наглотался с дури морской воды, пару раз чихнул и заглох.
Все попытки вдохнуть хоть какое-то подобие жизни в двигатель, не привели ни к какому результату, шхуна болталась лагом к волне, принимая крутой скулой удары пенных барашков. Оба они – отец и сын – вымокли до нитки, а тут ещё откуда-то со стороны Атлантики внезапно налетевший ветер пригнал громадную дождевую тучу, и начался настоящий ад.
Вода сверху, вода, плещущаяся на дне машинного отделения, вода, куда не брось взгляд… И никакой перспективы добраться до порта хотя бы к утру.
Старик, конечно, и сам понимал, что несправедлив к сыну: в такой ситуации никто бы не смог оживить эту водоплавающую рухлядь. Вероятно, забились воздушные фильтры, но что-то разобрать в этой кромешной темноте и при такой качке было практически невозможно.
Ладно ещё, что тучи делают невозможной работу авиации этих проклятых янки, а то вполне можно было бы ожидать, что какой-нибудь заскучавший в рутинном патрулировании пилот «мустанга» или «брюстера» решит погоняться за беззащитной шхуной «потенциального противника», заподозрив её в перевозке оружия или ещё какой-нибудь контрабанды. Да и мало ли что ещё может прийти в голову опьянённым близкой победой янки, чьи полки стоят уже на подходах к Генуе! В общем, если всё это суммировать, то ситуация могла бы показаться вполне себе сносной. Авария? Так мало ли их бывало за его жизнь в море! Выкрутимся как-нибудь, не впервой.
Пепо, долговязый малый, в раскорячку выбрался из ямы моторного отсека, потянулся до скрипа в суставах и вдруг замер, глядя куда-то в сторону.
Старый рыбак всмотрелся в том же направлении и вздрогнул: серая пелена дождя в каком-то полукабельтове от борта шхуны стала вдруг уплотняться, мутнеть, становиться заметно осязаемой…
Проклятый дождь глушил все посторонние звуки, и оттого казалось, что нечто огромное надвигается на маленькое судёнышко с неотвратимостью рока… Корабль?
Старик уже потянулся было к потемневшей от времени рынде, чтобы подать предупредительный сигнал, но что-то заставило его в последний момент одёрнуть руку от судового колокола.
Подобно призраку из детских сказок мимо борта скользило длинное тело подводной лодки, идущей в надводном положении. Шума дизелей не было слышно, видимо, корабль двигался на электрической тяге.
Лодка перемещалась очень медленно и в какой-то момент замерла неподалёку от рыбацкой шхуны. Старик Джованни шагнул из рубки к сыну и зажал ему широкой ладонью рот, уже готовый разразиться удивлённым восклицанием. Ренци понимал, что немецкая субмарина не может просто так появиться у ставших вдруг в одночасье враждебными берегов Италии. В том, что она принадлежит к ведомству Дёница, старик не сомневался. Он достаточно насмотрелся на эти силуэты за время последней войны. Но вот что она делает здесь вместо того, чтобы искать вражеские конвои на просторах Атлантики?
