Глава 1. Богу придется убить меня снова
│ Открой меня, словно книгу, потяни за верёвку, ведь я лишь марионетка, что живёт в вечном страхе.
Гулкие быстрые шаги раздавались по мостовой, а пространство полупустой узкой улочки, куда завернула беглянка, прорезало её тяжёлое сбившиеся дыхание. На мгновение остановившись, она огляделась по сторонами и, свернув влево, побежала дальше.
Моросивший дождь одиноко фыркал, облизывая промозглыми осенними каплями её и без того тонкое серое давно превратившееся в лохмотья платье. Порванный длинный грязный подол неприятно хлестал по ногам, путая их и замедляя движение, волосы превратились в слипшиеся комки, а на руках и лице виднелись ссадины.
Не разбирая дороги, беглянка внезапно споткнулась и упала, но сразу вскочила и, несмотря на сильную боль, ринулась дальше. Слёзы в купе с каплями дождя заливали её лицо, а искусанные в кровь губы алели в застывшей вечерней мгле. Она старалась держаться, чтобы не взвыть в голос от тяжёлых воспоминаний всего, что ей пришлось пережить за время своей жизни. Сколько она себя помнила, всегда была только боль, унижение и страх.
Беглянку звали А́ндра Рувэ́н, она родилась в семье религиозных фанатиков и с самого детства за любую мелочь подвергалась унижениям и избиениям. Если какой-то проступок по мнению родителей превышал допустимые рамки, девушку, предварительно избив плетьми, запирали в подвале. Наказание могло последовать за что угодно и по абсолютно абсурдным поводам, например, если какой-нибудь мужчина обращал на девушку внимание и пытался просто с ней заговорить. И хотя Андра всегда отмалчивалась, сам этот факт уже считался позором, проявлением греха похоти, за что она платила болью и унижениями.
Андра бежала, а картины прошлого проплывали у неё перед глазами, когда родные мать и отец, раздев донага, стегали её толстыми и тонкими плетьми, до крови рассекая кожу, а затем оставляли томиться в темноте и холоде подвала, где она спала на грязном старом матрасе. Родители часто морили девушку голодом, не давали умываться, постоянно истошно кричали о грехопадении, твердя, что она дитя дьявола и всё что они делают, делается исключительно ради её блага. Эти ужасные голоса даже в этот момент буквально разрывали перепонки Андры, словно она слышала их наяву. Продолжая бежать, девушка закрыла уши руками, но память, словно враг, специально продолжала выхватывать разъярённые облики родителей, от воздействия которых она вновь споткнулась и, упав, покатилась по мостовой.
У Андры больше не было сил, оставались только боль и страх, от которых её трясло, а слёзы непроизвольно изливались бесконечным потоком, который невозможно было остановить. Лёжа на холодной брусчатке в каком-то безлюдном закоулке под мостом, она разревелась в голос.
Страх, переходящий в ужас, практически парализовал всё существо девушке, ибо она точно знала, что её ищут. С момента удачного побега из дома прошло несколько недель, и всё это время Андра скиталась как неприкаянная душа от одного города к другому, передвигаясь лесами и заброшенными дорогами. В городах она ночевала под мостами и на мусорных свалках, находя там хоть какую-то еду, и даже начала воровать сумки и кошельки. Сегодня Андра пыталась украсть у женщины сумку, но та это заметила и подняла громкий крик, а находившееся неподалёку полицейские немедленно ринулись за ней. Бросив добычу, девушка долго бежала от представителей закона, точно заяц петляя по закоулкам, и на ходу моля о том, чтобы её не поймали и не выдали родителям, которые наверняка посадят на всю оставшуюся жизнь на цепь, словно собаку. И вот теперь, вымокшая, замерзшая и голодная Андра вновь оказалась под очередным мостом, а её желудок настойчиво напоминал о себе жутким урчанием и тошнотой – последний раз она ела дней пять назад.