В последнем «сидячем» вагоне ехали пятеро. Двое читали, один смотрел в окно, один спал, один ковырял в носу. Поезд шел через всю Канаду, от Ванкувера до Монреаля. Четырнадцать с половиной часов назад он вышел из Виннипега, а в Монреаль прибывал больше чем через сутки. И предполагалось, что к моменту прибытия в Монреаль один из пятерых – ваш покорный слуга – будет мертв.
Если кто-то из пятерых и был знаком друг с другом, ни один этого не показывал. Напротив, как это часто бывает в поездах, все старательно не замечали остальных. Пытались вычислить друг друга – аккуратно, не привлекая внимания остальных, – лишь двое: я и тот, что планировал меня убить.
Я машинально перелистывал страницы книги – Лилиан Беквит «Одинокие холмы». Пейзаж за окном подсказывал, что не только холмы бывают одинокими. Одиночеством веяло и от бесконечной заснеженной степи, раскинувшейся за окном. Вокруг меня царило одиночество.
Тот мой сосед, что читал «Тайм лайф», встал, покачнулся вместе с вагоном и начал пробираться к выходу, по дороге наступив мне на ногу.
– Извините, – сказал он.
– Все нормально, не стесняйтесь, – ответил я.
Сосед, как видно, не понял, что на это ответить, – и ничего отвечать не стал. Несколько секунд постоял нерешительно в дверях, затем скрылся в соседнем вагоне. Я встретился взглядом с тем, кто ковырял в носу; он опустил глаза, затем дважды взглянул украдкой в мою сторону. Оба раза обнаружил, что я все еще на него смотрю; снова опустил глаза, нахмурился, выдернул палец из носа и начал пристально рассматривать его, словно ученый, желающий установить, как подействовало на объект пребывание в незнакомой среде.
Тот, что смотрел в окно, поднял руку и принялся ощупывать подбородок и щеки в поисках щетины. Не найдя там зарослей, удовлетворенно кивнул, откинулся на сиденье и стал смотреть в потолок.
Тот, что спал, ритмично покачивал головой вверх-вниз вместе с движениями вагона, причем его рот то открывался, то закрывался. Как рыбы в аквариуме – те тонкие тропические рыбы, что скользят среди водорослей, пялясь на мир бессмысленными круглыми глазами.
На последней станции я видел плакат: группа бодрых седовласых старичков в спортивных костюмах бежит по полю, и подпись: «Мы становимся не старше; мы становимся лучше».
Становимся лучше… Интересно, в чем? Я определенно становлюсь старше – и, на мой вкус, слишком быстро, – но совершенно точно ни в чем не улучшаюсь. А жаль. Нужно знать и уметь куда больше, чем я, дабы удержаться в этой странной, непредсказуемой, соблазнительной игре, что фаталисты именуют «судьбой», священники – «путями Господними», а биологи – «жизнью».
Сейчас ключ к моей жизни хранится в портфеле – портфеле на багажной полке, над головами у четырех моих спутников. Всего портфелей там пять. Два черных «Самсонайта», два дешевых кожаных портфеля из тех, что делаются в Гонконге и продаются по почтовой рассылке через рекламные объявления в глянцевых воскресных приложениях, и один «Гуччи» – настоящий, не подделка.
Один «Самсонайт» можно вычеркнуть – это мой. Значит, остаются четыре. Содержимое одного из них сообщит мне, кто хочет меня убить; впрочем, разумеется, убийца не станет открывать портфель у меня на глазах.
Крайне маловероятно, что мужчина, взяв с собой в долгое путешествие портфель, ни разу его не откроет. Даже в часовой поездке на автобусе большинство из нас хоть раз да щелкнут замком. Если поездка длится часа четыре, человек, так и не открывший портфель, привлечет внимание любого, кому достанет любопытства это заметить. А мне сейчас любопытства было не занимать.
