Я расскажу, как всё было. Хотя и подозреваю, что многие мне не поверят, поэтому и не рассказывала раньше: знаю – испугаются и не поверят. Это палка о двух концах: бояться и не верить.
Я испытала все, что хотел от меня страх, и вышла за его пределы.
Перед некоторыми вещами, а точнее, словами, я с детства испытываю животный ужас. Например, перед словом «преступник». За этим чувствуется – чувствуете ли вы? – опасное уродство, к носителю которого нельзя подходить близко. Порог, который пре-ступил этот человек, – нельзя преступать: я это не просто знаю – я это чувствую. Я знаю, что тюрьма существует, но это место, куда ни я, ни мои друзья, ни мои близкие никогда не попадут. Это вариант смерти, но более жуткий.
Поэтому история рождения моего сына – это особая история.
Я училась в университете. Училась хорошо: литература, поэзия – в целом, филология – была моей страстью. До того – в детстве, в школе – страстью была биология. Мои увлечения были именно страстными и глубокими: науки платили мне взаимностью. И если проблемы были – а они были, – то на учебе это не отражалось.
Стихи… Это тоже важно. Стихи я писала так давно, с такого глубокого детства, что воспринимала это свойство как естественное и даже предполагала его во всех других людях, как, например, способность читать. Но предполагать и то и другое было ошибкой, как оказалось впоследствии.
История, которую я расскажу, длилась пять лет. Вначале было слово, как и всегда, а события… События начались, быть может, когда я стояла в подъезде незнакомого пятиэтажного дома и думала: зачем же, зачем я приехала так далеко?
Я шла по улицам и дворам незнакомого города – городка под Луганском – и ловила себя на этом странном ощущении: дворы и пятиэтажки были знакомы. Что-то явственно знакомое было за каждым углом, в каждом разломе асфальта и, конечно, в запахах: в запахах земли, травы, деревьев и деревянных скамеек. Это были запахи и картинки детства – детского одиночества среди земли.
Дом… подъезд… третий этаж… и передо мной – невысокая черноволосая женщина. Она взглянула внимательно и подозрительно – меня словно окатило напряженное страдание.
Незнакомый дом в незнакомом городе
И вдруг, спустя секунду, в течение которой я претерпела этот взгляд, он слегка, недоверчиво потеплел.
– Марина?
– Да.
– Проходи.
Я никогда не видела раньше эту женщину. И она меня тоже. Но дверь открылась.
И я вошла. «Проходи», – еще раз повторила она, чуть суетясь, не сводя с меня напряженных изумленных глаз, и неопределенно махнула рукой. Я двинулась в направлении жеста и, пройдя через мягкую, коврово-плюшевую комнату, оказалась в другой комнате, совсем маленькой.
И сразу увидела себя. Свою фотографию. На большом зеркале, у окна. Она была закреплена как раз на уровне взгляда. Поэтому я сразу ее увидела, хотя, может быть, и не только поэтому. Увидеть сразу два своих отражения в совершенно незнакомом доме – это неожиданно.
– Это его комната. Я ничего здесь не трогала.
