1
– Тор-р-ропишься, сержант, – пророкотал генерал Щур. – Подожди тридцать секунд и попробуй еще.
Уазик взбрыкнул и зябко затрясся.
Заминка на старте – к добру или к худу? Загогулина сержантского носа, торчащая из-под рыжих бровей, была знакома Щуру. Водила уже где-то возил его, причем вот так же, по «южному варианту»: то ли в Тбилиси, то ли в Баку… А теперь? Это «теперь» болталось как дохлый ломтик луны в мути старой заварки. Но командир не наорал, и солдат не стушевался. Первую напасть худо-бедно одолели. Так что Бог не выдаст – свинья не съест.
В логово полка уазик влетел, как искра в цилиндр. Разом вздрогнуло, пыхнуло, дизели вызверелись, фары ударили крест – накрест… Но бессмысленный хаос на глазах образовывал эротику порядка. Рычащие БМД одна за другой наращивали походный строй, который твердо входил в вагину тульской улицы.
– …Будет что по обстановке – радируй немедленно, комдив. А пока, Саша, помолчим от греха.
Щур вернул гарнитуру невидимому офицеру связи, сопевшему за спиной, подумал: «Закусываешь луком – запивай водкой». Но при сержантах – водителе и охраннике – негоже было чмырить лейтенанта или старлея – кто он там есть.
Щур покомпактнее сгруппировал петровские руки и ноги в узилище уазика и прикрыл глаза, хороня их от редких, но точных, как ночные очереди духов, встречных фар. Третьи сутки подряд начальство испытывало генерала на сопротивляемость бардаку. Информации – минимум, одни приказы. Отпуск отставить, дивизию снарядить, опергруппу создать. Из себя одного? Со стороны минобороновских аксакалов – нормальный ход. Но Грачев? Пашка? Ведь столько говна сжевали вместе… Как своему заму хотя бы мог намекнуть: дескать, выдвигаешься туда-то, мочишь-то того-то. Чтобы командующий ВДВ да не знал про «южный вариант»? Или тут какой «северный»? Или еще какой? Знает. Молчит. Ссыт.
Перед уазиком мерно раскачивался крапчатый круп БМД комбата-2. Ровное урчание бронеколонны умиротворяюще действовало на Щура. Приказ опергруппе дословно зафиксирован в журнале учета: стянуть три дивизионных полка в Тушино, к Москве. Что еще надо? Ну, конечно, не ясно, зачем все это. А зачем вообще все? То-то и оно, товарищ генерал…
Вдруг придушенный бубнеж программы «Время» стали забивать звуки улицы: улюлюканье ли, вопли ли…
– Рамадан досрочно? – Комендант Щур мощно вытолкнул себя из кресла, за ним стаей снялись чины пониже.
У телевизора остались, застыв, только армянка-дежурная по райисполкому да девочка-военфельдшер. Кошмарные кадры множило: кружение желтой пыли над развалинами, мечущиеся люди, невесть кем нагороженная груда гробов. Армянский Спитак после землетрясения.
– Обстановка? – бросил Щур вывернувшемуся сбоку заму.
– Сами видите… – малорослый майор привычно зачастил речитатив доклада и вдруг осекся. Растерянно повторил: – Сами видите…
Баку, с которым Щур вроде уже сжился, больше не было. Нависшая над райисполкомом девятиэтажка дрожмя дрожала от восторженного воя жильцов-азербайджанцев. Из окон летели пустые бутылки, плавно отплывали во тьму ало полыхающие газеты, сыпался мусор. А в переулке все кружилась, кружилась, по-вороньи взмахивая руками, старуха в черном. То ли делирий, то ли лезгинка…
– Тварищ генерал, вас шестой вызывает! Тварищ генерал, шестой! Тварищ генера-а-ал…
Гарнитура, как клубок перекати-поля, прыгала перед глазами. Спросонья Щур запутался в проводах. Водитель-сержант уравновесил на закорючке носа темные очки. Белое августовское солнце низко плыло над приокскими лугами.
– Ты что, КВН репетируешь, Саша? – вдруг зарокотал генерал. – Какая еще КЧПЧ?
Сержант три раза умер, пока не допер, что это Щур грохочет не на него, а в микрофон. Уазик едва не поцеловал задницу передней БМД. Вместе со всеми генерала кулем бросило на лобовое стекло. Но он по-прежнему грозно рокотал – то ли для неведомого Саши на том конце провода (для комдива, что ли?), то ли (но это-то уж зачем?) для сидевших в уазике. «И вправду дела херовые», – вдруг подумал Сашка-сержант, – «раз сам Щур обосрался…»
