Вздрагиваю, когда за спиной глухо захлопывается дверь, и так и стою у порога сжавшись, пока не различаю, наконец, силуэт у окна. Сердце ёкает, в крови мгновенно вскипает ненавистный яд радости. Радости от встречи с этим проклятым… опекуном.
Словно не я ещё вчера бежала от него без оглядки! В ночь, в дождь, грязь и неизвестность, готовая терпеть любые трудности – лишь бы никогда больше его не видеть!
Но вот вижу – пойманная и доставленная обратно в его клетку… и в груди предательски теплеет.
Силуэт – этот огромный рост, широкие плечи и грозная волевая стать, не двигается. Я даже не могу понять, смотрит ли Глеб в окно, или на меня, но, судя по позе, его руки небрежно сунуты в карманы брюк. И едва я успеваю подумать об этом, как память предательски подсовывает воспоминания об их горячей тяжести на моём теле, о порочных прикосновениях там, где…
Сглатываю. Нет, я не должна так реагировать на него. Это неправильно. Противоестественно!
– Нагулялась? – Его голос спокойный, но такой холодный, что мне становится не по себе.
– Я… – Понимаю, что надо обязательно что-то ответить, но что?
«Так рада тебя видеть!» – вертится на языке постыдная правда, но я не могу. Это не просто унизительно, но ещё и смешно. Наивные слова глупой девчонки. Очередной влюблённой дурочки, которым он давно потерял счёт. И сколько их, таких, ещё будет – и после, и даже параллельно мне?
– Я давал тебе время, Лина? – Силуэт ведёт плечами, локти резко поднимаются, расходясь в стороны, и я вздрагиваю от лёгкого звяканья пряжки ремня. – Давал. И время, и свободу, которой мало кто в твоём положении может похвастать. Но вместо благодарности ты выставила меня идиотом. Неужели это и был твой выбор? – Едва слышно «вжикает», расстёгиваясь, замок его ширинки, и я невольно пячусь. – Очень глупо. Но так тому и быть. И отныне всё будет по-другому, так, как я скажу. – Тяжёлая пауза, от которой мне становится трудно дышать. – Иди сюда, Лина. Живо!
– Глеб… – Пятиться больше некуда, и я загнанно вжимаюсь спиной в дверь. – Глеб, послушай…
Он зло рыкает на моё неповиновение и в тут же секунду оказывается рядом. Его ручища сгребает мои волосы на затылке, заставляя со всхлипом запрокинуть голову.
– Я знаю, где ты была, Лина, и хорошо представляю, чем там занималась, – рычит он мне в лицо. Отсвет уличного фонаря выхватывает из темноты его черты, и я каменею от того, сколько в них ярости. – Но знаешь, о чём жалею? Только о том, что не избавился от тебя в самом начале, когда ты ещё была целкой и стоила на порядок дороже. А теперь цена тебе – как обычной шлюхе, так что не обессудь…
Швыряет меня животом на свой огромный рабочий стол. Летят на пол пресс-папье и бумаги. Мужские ладони, те самые – тяжёлые и жаркие, снова на мне… но они больше не ласковые. Злые. Грубые. Задирают юбку, безжалостно рвут бельё…
А я всё ещё не верю. Нет, он не станет. Ведь это ОН, и он, конечно, далеко не ангел… Но и НЕ ТАКОЙ!
А внизу, в холле, гости. Там музыка, фуршет, Мариэль блистает идеальной улыбкой, Сигма наверняка травит анекдоты, может, даже, подъехал Абрек, а Галина конечно же испекла мне обещанный именинный торт…
Неловко разворачиваюсь, как раз в тот момент, когда оголённого бедра касается твёрдая мужская плоть. Судорожно цепляюсь за ворот его рубашки.
– Глеб, нет! Не надо, Глеб…
Замираем лицом к лицу, сплетясь дыханием и взглядами, и на мгновенье кажется вдруг – сейчас он меня поцелует. И всё сразу же вернётся к началу, но теперь я смогу сделать правильный выбор…
– Поздно, Лина! – глухо рычит Глеб. – Уже поздно!
Грубо дёргает меня на край стола, вклиниваясь бёдрами между коленей. Платье трещит в его железных кулаках, обнажая грудь… И я всё-таки делаю это. То, что уже поздно, что уже точно не поможет, но чего давно и постыдно хочу – так же сильно, как и боюсь: неумело прижимаюсь поцелуем к яростно сжатым губам Глеба…
