Эпизод первый. «Дом».
Деревня спокойно дремала в разгорающемся свете прохладного, сентябрьского утра. Ее аккуратные домики расположились среди пока еще сочных лугов и смотрелись горкой поданных к кофе глазированных пряников, на клетчатой, зеленой скатерти. На краю деревни, за неподвижной канатной дорогой, крошечными черно-белыми фигурками паслись коровы, а за ними начинался темный, наполненный молоком тумана хвойный лес, постепенно уходящий вверх, к склону могучих Карпат.
Белый фургон Volkswagen летел навстречу этому пейзажу, а его водитель, бородатый мужчина средних лет в странной, широкополой шляпе и в потрепанной куртке поверх клетчатого пиджака, все косился на сидящую рядом с ним рыжеволосую девушку, которая восторженно смотрела, как солнечные лучи играют в прохладном воздухе на заснеженных вершинах гор. Автомобиль тем временем пролетел мимо синей таблички «Мале Цихе», въехал в деревню и резко затормозил под шпилем небольшой церкви. Мужчина в широкополой шляпе как-то странно посмотрел по сторонам, вышел из фургона и поднял голову. Он все стоял и смотрел на шпиль. Пять минут. Десять минут. Тридцать минут. Его спутница давно покинула автомобиль и, поправляя ворот куртки, уже скучающе смотрела по сторонам. Рядом с ней толпились еще четверо: мужчина с козлиной бородкой, увешанный камерами и обилием чехлов с объективами и аккумуляторами, стриженная под мальчика, белокурая женщина, рассматривающая себя в зеркало косметички, мужчина, подбрасывающий свою синюю кепку и опирающийся на штатив от светодиодной панели, и низенький парень, слушающий музыку в наушниках. Никто из компании не решался окликнуть стоящего впереди мужчину в широкополой шляпе, который все стоял, обдуваемый легким ветром, и смотрел на церковь перед собой. Это был никто иной, как Лукаш Чермак – скандально известный в Европе и США режиссер авторского кино. Последние семь лет Лукаша не волновала ни любовь поклонников, ни скрежет злопыхателей. На сорок третьем году жизни режиссер всем сердцем жаждал одного – официального призвания и грезил «Золотым львом». А его затянувшееся раздумье у церкви было священным актом созерцания «возможной локации», способной донести нужную идею очередной «картины». И в такие моменты, когда режиссер растворялся в месте, которое его увлекло, никто не смел нарушать этого единения. Наконец, спустя почти час, он обернулся и окинул отрешенным взглядом свою съемочную группу.
– Снимаем, босс? – робко спросил мужчина, увешанный камерами.
Лукаш ответил не сразу. Он посмотрел на свою спутницу, а после снова обратил взгляд к маленькой церкви на возвышенности.
– Крупный план на деревянную дверь и отдаление, – режиссер уверенно зашагал мимо фургона и указал ногой на кусок асфальта. – Здесь стоит Корнелия и ест красное яблоко. После отдаления, она должна получиться на фоне этой церквушки. Снимаешь ее в профиль пять секунд.
Спутница Лукаша послушно кивнула и скрылась за дверью фургона, а блондинка нервно захлопнула косметичку и испуганно выкатила на режиссера свои голубые глаза:
– Но, Лукаш, у нас нет красного яблока…
– Меня не интересует – чего у вас нет! – широкополая шляпа режиссера сползла на затылок. – Я сказал: «Корнелия есть красное яблоко»! Так достаньте мне его!
Корнелия, мгновение назад исчезнувшая за дверью фургона, была изящной и очень худой девушкой с миловидным, почти детским лицом. Полька по происхождению, к своим двадцати пяти годам она успела выступить на международных соревнованиях в качестве художественной гимнастки и сделать неплохую карьеру танцовщицы. Именно на одном из выступлений Корнелии в Чехии, ее и заметил Лукаш Чермак. Режиссер пригласил девушку актрисой в свой новый фильм, а на третий день от начала съемок сделал ей предложение руки и сердца. Подумав всего несколько минут, Корнелия дала свое спонтанное согласие. С того момента она исполнила главную роль уже в трех картинах Лукаша.
