Я врываюсь в родительский дом. Стряхиваю с себя ненавистные мне
шпильки и из меня рвется стон облегчения.
Замираю на пороге, прижавшись лопатками к двери. Тяжело и
медленно выдыхаю…
— Софи? — отец выглядывает из гостиной, но ко мне не выходит. К
сожалению, за последний месяц наши отношения кардинально
изменились…
— Привет, пап. Извини, что не предупредила. Телефон у Гриши
оставила.
— Опять поссорились?
— Ага. Снова.
— Ясно. Ну, ничего. Помиритесь, — без особого интереса отвечает
отец.
— Ага, — киваю тоже весьма сдержанно. Мой лимит на слова сегодня
исчерпан.
Поднимаюсь на второй этаж. Детская комната, еще совсем недавно
была моей. Буквально полгода назад я жила дома, с папой и мамой, а
потом меня замуж Гришка позвал. И конечно же я согласилась!
А как иначе, я же влюблена была в него как дура!
Да и вообще, он же красивый, высокий, обаятельный. Половина
универа по нему сохнет.
А он выбрал меня… Как тут не согласиться?
Кто же знал, что наш спокойный брак будет таковым вообще не
долго…
У меня до сих пор в голове стучат его обидные слова. Ему и ножа
не надо, чтобы причинить боль. Оказалось, что он умеет это делать
просто словом. Легкие чуть ли не в трубочку сворачиваются от обиды.
Дышать тяжело. Сердце возмущенно барабанит в груди.
Стаскиваю светлый пиджак, кидаю сумочку на стол, а себя на
кровать. Надо бы переодеться, да только хочется просто полежать
пару минут, не шевелясь вообще. Тело гудит…
Тяжело вздыхаю и слышу неожиданный звук тормозов машин. Уже куда
более заинтересовано я сажусь на кровати. Прислушиваюсь. С улицы
доносятся чьи-то голоса. Я поднимаюсь и подхожу к окну, проверить,
что там у нас происходит перед домом.
Сердце пропускает удар...
Я в растерянности. Сердце колотится.
За забором припарковались четыре черных машины. Сплошь
глянцевые, тонированные и крайне дорогие на вид. А над всеми ими
возвышается здоровущий гелик. Тоже черный и донельзя
тонированный.
У меня ладони становятся влажными.
Та-ак…
Неужели это и правда к нам?
Я торопливо спускаюсь вниз по деревянной лестнице, от которой
привычно пахнет деревом и лаком. Чуть не поскальзываюсь в
капроновых колготках. Фотографии в рамках на стенах смазываются в
одно сплошное полотно.
— Па-ап?! — заполошно зову отца. — Ты это видел, пап? Где
ты?
Останавливаюсь в гостиной, что по совместительству является еще
и кухней. Мама любила большие пространства…
Отца нахожу у окна. Он стоит, смотрит наружу, чуть отодвинув
тюль в сторону. Не прячется, но и не высовывается. Я подхожу к нему
быстрым шагом, тоже выглядываю в окно, сквозь тюль.
— Софи? — папа оборачивается заторможенно. Сам бледный, над
губой испарина. — Ты чего тут?
— Я чего? Пап, ты видишь вообще? Кто это?
— А… Это… — он протер испарину, помял губы и поджал их в попытке
улыбнуться. — Все нормально, не беспокойся. Я все улажу, иди к
себе.
— Какой нормально? Ты издеваешься? Ну, да, конечно, так я и
послушалась. Пойду спокойненько отдыхать, поем, ванну приму, пока у
нас под окнами стоят какие-то уб…
— Тише! — он резко накрывает ладонью мне рот и встряхивает меня
за плечи. — Замолчи и иди к себе. Я все решу!
Я в шоке замираю. Чтоб отец вот так заткнул меня?! Да он никогда
даже голос не повышал!
Он отступает, немного смутившись. Одергивает домашний свитер,
проводит ладонью по рту, вытирает лоб и направляется на выход. Мне
остается лишь смотреть.
Я, конечно, не собираюсь возвращаться к себе, еще чего!
Одергиваю тюль. Вцепляюсь ледяными пальцами в пластиковый
подоконник. Ворота распахиваются, и во двор начинают заходить
какие-то парни. Все сплошь молодые, кто в чем одет, но вещи
дорогие.
