За сорок семь лет жизни много чего можно испытать, однако происходящее сейчас со мной ни в какие рамки не лезло. Вместо ада или рая я получил невесть что. Получается, не заслужил я ни того ни другого?
– Айтер! Перестань! – кричала девчонка совсем рядом. – Ты же его сейчас покалечишь!
Лежу на земле в грязи, и кто-то сильно бьёт меня ногой в голову. Кажется, уже не в первый раз. Почему я не чувствую боли? Привкус крови на разбитых губах ощущаю, злое бормотание Айтера и Чибита – кстати, кто эти люди? – отчётливо слышу, а вот боли совсем не ощущаю. Я что, бесчувственное бревно?
– Отойди, Верда. – Юношеский басок прерывается шумным, частым дыханием. Парнишки сильно спешили, чтобы не дать мне убежать. Подождите, не понял, мне? – Пусть он пообещает больше никогда с тобой не разговаривать. Слышишь меня, выродок?
И новый удар, на этот раз в бедро. Опять безболезненный.
– Слушай, может, в самом деле хватит, а? – Второй голос принадлежал Чибиту, я это вдруг понял. – Степ своё получил. Пошли отсюда.
– Нет, пусть эта тварь пообещает.
– Не надо. – Снова девчонка.
– Ладно. – Айтер отходит. – Надеюсь, ты понял.
Чего я мог сейчас понять? Разве что про их уход. Айтер, Чибит, Верда, они правда начали удаляться? Убрал руки, защищавшие голову от побоев, и чуть повернулся, чтобы увидеть двоих мальчишек и девчонку, быстро двигавшихся к концу проулка. Оглянулись поочерёдно и скрылись за забором дома старого Генри.
Немолодой уже возраст помогает сохранять рассудительность в самых сложных и непонятных ситуациях, если, конечно, не пришла пора деменции. Вроде этим-то я не страдал. Слава богу, ещё очень рано. Лейкемия на последней стадии имелась, а вот с мозгами всё нормально было. До сегодняшнего дня.
Итак, где я и что случилось? Почему вместо койки в одиночной палате, оплаченной зятем – успешным бизнесменом, я вдруг валяюсь на краю лужи в нешироком проходе между глинобитными оградами, и рядом не сиделка Зиночка хлопотала, а непонятные детишки – хорошо, не детишки, а подростки – усердно старались сделать мне больно? И откуда я знаю язык, на котором они говорили? Явно ведь не русский, вообще незнакомый.
– Ох, Создатель! – Послышался тяжёлый топот ног и ещё один вскрик, только теперь мужской. – Степ! Что с тобой, мой мальчик? – Кто-то склонился надо мной и потянул за плечи.
Самому бы знать. Надо поскорее забиться в какую-нибудь нору и хорошенько обдумать, во что я влип и как с этим бороться.
Дядька Ригер? Он. Да, точно, его так и зовут. Значит, с ним тоже знаком. Один глаз всё-таки мне удачно подбили, он заплыл, и я вынужден смотреть на нагнувшегося ко мне растерянного мужчину, как тот циклоп. Господи, да я же пацан! Лишь сейчас дошло. Не руки, а ручки, и пальцы тонкие, как у музыканта.
– Кто это сделал? Встать можешь? Скажи же что-нибудь!
Вот о чём я начну говорить, если ещё сам ничего не понимаю? Одни вопросительные знаки в сознании крутятся.
– Я, я подрался, дядя. – Нужная моменту фраза нашлась сама.
– Подрался?! С кем?
– Не помню, дядюшка Ригер. Голова болит ужасно. – Как раз голова и тело у меня ничего не чувствуют, в смысле снаружи, там, где ушибы. Зато внутри, в районе подреберья, будто огонь разжигается. – Мне бы домой.
Пытаюсь встать на ноги, и с помощью мужчины у меня это получается. Сколько ему лет? Ответ приходит мгновенно – сорок шесть, на год меня моложе. А выглядит минимум на десять старше.
Ничего удивительного. В этом мире стареют раньше, если, конечно, ты не одарён магией или не имеешь много денег, чтобы оплатить омоложение.
В этом мире? Маги? Это конец. Сумасшествие хуже нищеты или даже смерти. А разве безумцы могут здраво рассуждать, задавать себе вопросы и искать на них ответы? Кажется, нет. Получается, что всё происходящее со мной – самая настоящая реальность.
