О, да, я натворил… тут Аяя права.
И даже Вечная не солгала ни одним словом…
Но сейчас я не хотел об этом думать. Что теперь думать, я успел подумать об этом тысячу раз, пока шёл сюда, на Байкал. Я думал, что Он мог бы и помочь мне. Но я знал, что за каплю Его помощи, я отдам море долга. И что это будет за плата, я не хотел даже думать.
А сейчас мы с Аяей, замерли, обнимая друг друга, и она плакала уже беззвучно, от слабости и страха. И ещё от холода. На какую именно гору мы опустились, я не знал, в небе снова сгустился снег, смешивая небо и землю, началось с мелких снежинок, а за ними поднялся и ветер, разматывающий ненастье всё сильнее. А ещё утром мы все думали, что закончилась метель. Вот такое нынче лето на Байкале…
Я поцеловал её в замёрзающие на ветру волосы, в которые набивался снег. Она отодвинулась немного, в страхе прижимая руки ко рту, словно ей страшно было даже говорить, и произнесла, глядя мне в лицо расширенными испуганными глазами:
– Ты… ты… О-ог-ни-ик… ты… ты убил… убил её… Вера-лг-гу… – задыхаясь, и икая от ужаса и плача, проговорила она, таких больших зрачков я не видел у неё никогда.
– Яй… то была не Вералга, – сказал я как можно тише и мягче, снова пытаясь притянуть её к себе.
Она смотрела на меня, ещё не зная, верить мне или нет. Она бросилась защитить меня, но теперь, вновь похищенная мной у всех, она испуганно смотрела на меня, словно не уверенная в том, что я это я.
– Летим отсюда, околеем, – прошептал я, протянув руку к её голове.
Но она отступила и перехватила её своей, уже холодной на этом морозе и ветру, сырой, от тающего на её горячей коже снега.
– Как же ты… как ты околеешь, если?.. ну… если ты…
Я вздохнул, выпуская такое же облако пара, как и она, своим дыханием, впрочем, его тут же снёс ветер, и взял её ладонь, раскрыв рубашку, прижал к своей груди, где билось сердце такое же, как у неё, как у всех людей. Как ужасно, что она увидела то же, что все, увидела меня таким…
– Как… как все люди. Такой же, как был. Только не умру, потому что теперь у меня отняли даже это… Но буду лежать, застывший, недвижимый и глазами лупать, – засмеялся я, стараясь хоть немного ободрить её, хотя меня, как и её, до сих пор била нервная дрожь.
– Ну… и я, должно быть? – улыбнулась она, хотя получилось не очень.
– А куда тебе от меня теперь? – я поцеловал её ладонь. – Мы оба прокляты Печатью Бессмертия. И я изгнан, к тому же.
Она покачала головой, глядя на меня:
– Нет, Огнь, мы изгнаны оба, – тихо сказала она, щурясь от ветра, развернувшегося, похоже, чтобы посмотреть ей в лицо.
Вот это самое дорогое, что она могла сказать теперь. Но я должен бы возразить, она должна знать, что я не хочу насильно отбирать у неё весь мир.
– Ты всегда можешь вернуться и быть среди них, – сказал я, внутренне содрогаясь от этой мысли.
Но Аяя на это покачала головой:
– Вернуться… Как же можно вернуться, Арюша, если я так поступила с Эриком? Нельзя… только в изгнание. Хотя на остальных мне… плевать.
– Ты не виновата в том, что произошло. Виновен я.
– Нет, Ар, мы всё сделали вместе, – твёрдо сказала она, качнув головой, и вытирая остатки слёз и снежинки, что стали прилипать к мокрым щекам. – А что до остальных предвечных, кто так гнал тебя, кто гнал нас обоих… Они ещё позовут тебя, вот увидишь. Сами придут и поклонятся.
Я лишь улыбнулся, не слишком рассчитывая на это. Но мне было безразлично всё, что было за пределами её объятий. Так что примут назад, отвергли навечно… это теперь было неважно.
– Подумаем обо всём после, Яй? Пурга начинается… – сказал я и взял её за руку. – Надо схорониться где-то, согреться.
Снег трепал наши одежды, забивался нам в волосы, надо найти укрытие, жара страшной схватки, оставшейся позади, уже не доставало, чтобы согреть нас.
