– Ну что, кто сегодня будет жертвой? – спросила Света, наливая в свой капсульный кофе такие же одноразовые сливки.
– Точно не я, – уклонилась Арусяк от неприятной обязанности. – Мне вчерашнего хватило.
– Так и быть, – с улыбкой на лице вздохнула Марина, – приму удар на себя.
Банк, где работали девушки, был маленький, без очередей из надоедливых пенсионеров. И вообще без очередей. Но один пенсионер по прозвищу Дед и у них все-таки недавно завелся. Под самый Новый год принес свой невеликий капиталец и открыл вклад. Ну открыл и открыл, с кем не бывает.
Потом были каникулы, никто не работал, банк тоже клиентов не принимал. Но в первый же в новом году рабочий день дед пришел снова. И сел разговаривать с Арусяк.
– Здравствуйте, девушка, – бодро сказал посетитель преклонных лет. – С праздничками.
– Добрый день. И вас тоже, – лениво ответила Арусяк. – Вы по какому вопросу?
– Да вот вклад у вас открыл, – сказал посетитель, протягивая замусоленный паспорт без обложки.
– Сейчас посмотрим.
Арусяк не без брезгливости взяла старенький паспорт кончиками пальцев и застучала по клавиатуре красными от лака ногтями.
– Так вы же в том месяце открыли вклад, – удивилась девушка. – Открыли на год, а прошло всего две недели.
– Да-да, я понимаю. Котелок пока варит. Просто вот праздники были… Я и подумал, а не купить ли тебе, Валентин Семенович, баян.
– Валентин Семенович, если заберете деньги сейчас, процентов по вкладу у вас не будет.
– Так я ж не весь вклад хочу.
– Частичное снятие условиями вклада не предусмотрено.
– То есть либо всё, либо ничего, верно?
– Верно.
– Ладно. Это надо обмозговать. До свидания, девушка.
– До свидания, Валентин Семенович.
Тихо тянулся дальше банковский день. Пришло еще с полдюжины людей. Больше нарушать покой операционисток было некому – кто отдыхал после отдыха, кто отмечал старый Новый год. И следующий день был тих, как море перед бурей. Только, как всегда, волновались новости на радиоволне. Диктор рассказывал про неведомую заразу в Китае, где с опозданием почти на месяц готовились к новому году металлической крысы.
– Здравствуйте, девушка. С вами мы еще не общались, – нараспев сказал Валентин Семенович, подсаживаясь к Марине. – Вот вы мне скажите, брать мне баян или не брать.
– У нас баянов нету. Это банк, – сухо ответила Марина.
– Знамо дело, банк. Я потому и пришел к вам. У меня же вклад открыт.
– Хотите снять проценты?
– Хочу, но проценты будут не скоро. Вы мне пока лучше совет дайте, как быть с баяном.
– С баяном это не к нам, простите. Мы можем кредит выдать, а там уж вы сами смотрите, на что деньги тратить.
– Дык деньги есть. Определенности нет. Но спасибо и на этом. Будем кумекать.
С тех пор так и повелось. Света, Марина и Арусяк окрестили Валентина Семеновича дедом и каждое утро то ли в шутку, то ли всерьез спорили, кому из них сегодня слушать про баян. Из паспорта девушки знали, что дед живет через дом от их банка, а от самого деда они узнали историю всей его жизни, чуть ли не главным эпизодом которой теперь ему виделось обучение в музыкальной школе по классу, правильно, баяна. Было это в пятидесятых, а в ребро бес забрался только сейчас, страшно подумать, шестьдесят с хвостом лет спустя. Возможно, еще и потому, что этим летом родную музыкалку в один день выселили из дома на Палихе и сослали в Марьину рощу. А так, глядишь, и не вспомнил бы.
Ну а как вспомнил, повадился ходить в банк и донимать скучающих сотрудниц болтовней о баяне. Через несколько дней он знал и называл всех трех по именам, а в солнечные дни, которых в этом году было больше обычного, девушками-красавицами.
Марину с Арусяк дед скорее забавлял, а вот Свету, открывшую ему злосчастный вклад, откровенно злил. Но решив про себя, что клиент всегда прав, даже если он докучливый дед, Света улыбалась сквозь зубы и подчеркнуто вежливо с ним разговаривала.