Не ходи на кладбище ночью
Участковый Прокопенко расплылся в улыбке, глядя на сидевшего перед ним на табурете колоритного старика. Кладбищенский сторож Семеныч крякнул с досады. Погладил седые, прожженные табачным дымом усы и вытер рукавом суконной куртки мясистый, с горбинкой нос.
– Что, Семеныч? Подписываем чистосердечное признание?
– А что я? Негоже на кладбище ночью соваться.
Старик хлопнул по карманам. Достал серебряный портсигар. Выудил папиросу и размял заскорузлыми пальцами, прижимая губами. Из-под густых бровей в немом вопросе глянули на участкового слезливые старческие глаза. Прокопенко качнул головой и чиркнул зажигалкой. Склонился через стол, поднося огонек к папиросе. Участковый подошел к окну и пошире распахнул створку. Летний день позволял курить в кабинете, выгоняя дым прочь, на волю.
– Ладно, Семеныч. Рассказывай по порядку, как дело было. Мужик ты хороший, но сам понимаешь. Покрывать не имею право. Парень на больничной койке. Протокол составить надо. Дай бог, договоритесь. Дальше дело не пойдет.
Старик закинул ногу на ногу. Хлопнул смятой шляпой по голенищу сапога и глубоко затянулся, выпуская колечко дыма. Прищурившись, он глядел, как оно медленно поднималось к потолку, рассеиваясь в воздухе, как призраки на кладбище.
Прокопенко терпеливо ожидал, всматриваясь в испещренное морщинами лицо старика. Так уж получилось, что пострадавший парень жил в районе под ведомством участкового. Через поле раскинулось местное кладбище. Должностные обязанности не раз сталкивали капитана полиции со служителями погоста. Сторож Семеныч однажды проходил как свидетель разборок местных банд, решивших свести счеты за кладбищенскими стенами. Газетный заголовок, как никогда кстати, озвучил крылатое выражение: «Одной ногой в могиле».
Малолетние шалопаи, возомнившие себя медиумами, порой драпали с погоста, сверкая пятками, под грозные окрики Семеныча, а Прокопенко выслушивал жалобы нервных мамашек по поводу сторожа, напугавшего детей.
– Что рассказывать, Николаич? Утро выдалось суетливое: покойнички один за другим прибывали. Да среди них один именитый. Даже журналисты прибыли и телевидение. Нашли где снимать, едрить-колотить! А я что? Мое дело маленькое: сиди да и поглядывай. Я на сутки заступил: до восьми утра следующего дня, значит.
Старик вновь затянулся и выпустил дым тонкой струйкой. Разогнал рукой и вздохнул, поглядывая на папиросу в скрюченных пальцах. К куреву пристрастился давно. Понимал, что вредно. Но как тут бросить? Работа. Будь она неладна.
Прокопенко не перебивал. Он с удовольствием слушал байки кладбищенского сторожа не столько для протокола, как из простого любопытства. Семеныч много занятных историй рассказывал.
– Днем-то я не выходил на территорию, только в туалет. Чего случится-то? Народу много. Ребята работают, да и приглядывают, покуда покойничков закапывают. Так и день прошел. Мужики-то нынче неплохо заработали. Водки хряпнули, закусили да и разошлись. В положенное время я обошел территорию и закрыл ворота. Посидел в сторожке и решил мужикам подсобить: ямы покопать. Чего зря времени пропадать? Стемнело уж. Я фонарь взял и пошел на участок, где свежие ямы под могилы стояли.
– Дальше-то что произошло, Семеныч, – не удержался Прокопенко.
Старик выдержал театральную паузу. Затушил папиросу о подошву сапога. Метким броском закинул окурок в урну возле стола. Прокопенко проследил за полетом. На всякий случай плеснул на смятые комки бумаги остатки воды из граненого стакана.
– Тебе в сапогах-то не жарко, Семеныч? На градуснике ртуть скоро выскочит.
– Когда тебе стукнет лет, как мне поймешь, – усмехнулся сторож и добавил: – По кладбищу в сапогах сподручнее, нежели в ботинках щеголять.
