Он стоял в оцепенении. В ушах звенело. В горле пересохло. Вид, открывшийся ему, приводил в ужас. Зрелище было настолько жутким, что мозг просто отказывался верить в реальность происходящего. Сложно было понять, сколько всё это продолжалось. Из ступора его вывел грохот, раздавшийся слишком близко к его правому уху.
Его осыпало рыхлой землей, и волна горячего воздуха с легкостью повалила изможденное тело прямо в грязь, покрывающую все, куда доставал глаз. Когда он оказался на земле, его руки начали увязать в той самой грязи, которая уже испачкала только вчера стиранный халат. Она оказалась вязкой и холодной. Видеть и ощущать ее на коже было нестерпимо противно, но именно это ощущение и дало понять – все это реальность.
Спустя некоторое время к герою начали возвращаться чувства. Холодно. Несмотря на утеплённую форму, было зябко, а руки и вовсе горели от низкой температуры, тепло словно выходило из лёгких вместе с воздухом. Горло тоже жгло, отчего вздохнуть было болезненно.
Еще один взрыв. Не так близко, но все равно вибрации от нескончаемых ударов разносились землей на многие километры.
Только сейчас он обратил внимание на то, что грохот был просто нестерпимым. Сам воздух словно состоял из звука. Звука пуль, проносившихся повсюду, как невидимые нити. Время от времени в это полотно вплетались более тяжелые нити – выстрелы пушек. Свист и взрывы соединялись воедино, образуя поистине невообразимый рёв, похожий на утробный рык разъярённого монстра.
От этих звуков сердце героя бешено заходилось, и только сейчас к нему, наконец, пришло осознание нависшей над ним опасности. Чувство самосохранения говорило ему бежать, но всё было бессмысленно. Он знал это. Бежать некуда. Не было ни одного места, не объятого этим хаосом.
Серым было всё: небо, здания, улицы, лица. Казалось, всё состоит из камня и серости. Даже люди, которых почти не было на улице в такую погоду. Никому не хотелось выходить наружу. Единственным желанием было забраться в теплую постель в натопленном доме, зарыться лицом в простыни и забыться дрёмой до наступления тепла. Но это вряд ли возможно. Возможно где-то, но уж точно не здесь. В Червене будто другой погоды и не существовало вовсе.
Несмотря на условия, город жил. Хоть на улице и было пусто, наличие дыма из труб выдавало признаки жизни. То здесь, то там на крышах можно было увидеть дымоход, плавно выдыхающий теплые клубы. За ними было сложно увидеть небо, но если бы это и удалось, то разницы бы никто не заметил. Оно было серым, как и всё здесь.
Один из таких дымоходов мостился и на прочном каменном здании неподалеку от центра столицы. Монолитное, добротное здание почти не выделялось на фоне других. Архитектура была однотипной, невыразительной. Все постройки города были похожи друг на друга, словно близнецы. Приезжий, волей случая оказавшийся здесь, наверняка бы заблудился, свернув с одной невзрачной улицы на другую такую же. Единственное, что отличало именно это здание от сотен других – размер. Оно было значительно крупнее соседей и как бы ютилось между ними, словно пыталось согреться и выжить.
На прочном фундаменте, заметно просевшем со времён строительства, взгромоздилось неповоротливое железобетонное тело. Среди всей этой тяжелой массы то там, то здесь виднелись деревянные оконные рамы с мутными стеклами, которые трудно было заметить, так как их скрывали перемычки. Могло даже показаться, что здание выросло из земли, само, но это не так. Об этом можно было судить, так как у постройки был фасад, на котором все еще возможно заметить следы былых украшений.
Со стороны главного входа здание встречало дубовой дверью, прочно сидевшей глубоко в портале. Высоко над ней сохранились части карниза и фронтона, избежавшие плачевной участи, чего нельзя было сказать об обрамляющем фронтон фризе. От него мало что осталось. Сверху все это покрывалось двухскатной крышей, которая, наверняка, была тоже не в лучшем состоянии.
