Обычно истории пишут про прекрасных и расчудесных принцесс,
которые добры и всесильны, но, к сожалению, добротой меня обделила
жизнь, да и всесильной меня назвать сложно. Зато красотой и умом не
обделила, чем я и пользовалась. Ну а что еще остается никому
ненужной сироте? Только играть, причем хорошо играть.
Моя история не из светлых и вселяющих надежду людям. О нет, моя
история началась на ступеньках приюта. Мне не было и года, когда
неведомые родители оставили меня там, холодной дождливой ночью, без
имени, без возможности их найти, в одном пушистом одеяле с
непонятными узорами. Мою, так сказать, судьбу на себя взяла
заведующая детским домом, она не могла меня удочерить, не знаю
почему, мы не говорили об этом, даже когда я смогла осознать свою
ситуацию, но дала мне имя, свою фамилию и хоть немного, но
материнской любви и заботы.
Я училась, старалась нравиться людям, но никогда не понимала,
почему на меня всегда косо смотрят, ну как объяснить маленькому
ребенку, что раз уж своим родителям ты не нужна, то чужим людям тем
более? Когда мне исполнилось шестнадцать, надежда на удочерение
истаяла, а сердце затвердело, ну, оно, конечно, билось и болело
ведомое законами физиологии, но, как говорят сентименталисты -
"сердце превратилось в камень". Моей единственной целью стало найти
родителей и просто посмотреть на них, хотелось узнать на кого я
была похожа, а у кого переняла черты противного характера, я даже
не хотела спрашивать о том, почему и зачем, да и они не обязаны
были оправдываться за свои поступки. Но когда мне стукнуло
восемнадцать, и я в течение года искала хоть какие-то зацепки,
блуждая по роддомам и ловя на себе жалостливые взгляды врачей, мои
руки опустились, а цель оказалась недостижимой.
Их как будто просто не существовало, никогда. Истории о том, что
я с неба свалилась, или меня принёс аист, казались более
правдоподобными, чем вероятность существования родителей. Как бы
грустно это не было, но я была предоставлена сама себе, конечно
тетя Рая просила меня заходить почаще, рассказывать ей об учёбе, и
подарить ей в ответ любовь дочери, в которой она так нуждалась, но
я начала учиться на патологоанатома, и учеба занимала все свободное
время. Это и стало очередной моей ошибкой, такой же глупой как и
попытки найти родителей.
Я потеряла близкого человека и снова осталась одна. Первое время
было невыносимо, я была готова жить на кладбище, рассказывая её
скромной могиле все, что не успела. Каждый день я приходила утром,
с букетом цветов, в своем излюбленном чёрном костюме, я садилась на
узкую лавочку, смотрела на улыбающее родное лицо, и уходила лишь
после заката.
Всё пропущенные пары пришлось отрабатывать, сессию сдавать.
Боль, которая душила меня с момента похорон утихала лишь тогда,
когда я с головой погружалась в работу, в скором времени мне не
стало равных, больше, больше, лучше, ещё лучше. Наверное так я и
стала такой, кладбищенской крысой, с запасом сарказма и огромным
самомнение.
Как бы мне хотелось просыпаться от звуков будильника, но, чего
нет, того нет. Когда ты штатный медицинский эксперт, на такую
роскошь рассчитывать глупо. Вот и сегодня телефон зазвонил раньше,
чем солнышко встать успело.
- Алло? – сонно пробормотала я.
- Стэфа, у нас труп, ждем тебя. Адрес вышлю смской, у тебя
тридцать минут, – отвратительно бодрый голос напарника
следователя.
- Как будто ты когда-то звонишь по иным причинам, – проворчала
я. – Уже собираюсь, – и, сбросив вызов, посмотрела на экран
телефона. Мда, без пятнадцати четыре утра, какая прелесть.
Кое-как собравшись, я пошла на парковку и, кинув чемоданчик с
необходимыми инструментами на заднее сидение машины, поехала к
очередному ночному жмурику. Вот не могут их по утрам находить, кто
вообще ночью по улицам шастает?
