Пролог
Н-ск. Август текущего года
– «В остром копье у меня замешан мой хлеб. И в копье же из-под Исмара вино. Пью, опершись на копье!»
Я эффектно поднял бокал с виски и задрал подбородок:
– Как звучит?
– Ты не разбавил свой напиток содовой? – насмешливо поинтересовалась Алена.
– Женщина! Неужели ты не понимаешь, сколько глубинного смысла вложено в это ямбическое двустишье?! – Я слегка возмутился в связи с ее пренебрежительной реакцией.
– Эй, любитель поэзии, попрошу вас не выражаться в присутствии дам! – Алена выпрямила спину и разыграла секундную сценку: «Обиженный синий чулок».
– Здесь дамы? – паясничая ей в унисон, я поправил несуществующий галстук и оглянулся.
– Да я это, я, балбес! – Алена хлопнула меня по плечу и громко рассмеялась.
Она смеялась часто, и мне это чертовски нравилось.
– И что же такого «глубинного» в этом стишке? – спросила Алена и окончательно отвлеклась от телевизора. – Хотя подожди, я попробую догадаться… Кто его написал?
– Древнегреческий поэт Архилох. Жил то ли в седьмом, то ли в восьмом веке до нашей эры. Но главное заключается не в том, что он настолько актуален и по сей день или является родоначальником простого и доступного размера, именуемого ямбом. Меня поразило другое. Будучи непревзойденным поэтом, он всю свою жизнь провел в набегах. Служил наемником. Драки и попойки, пьяные скандалы… Его сатира насквозь пропитана самым отвратительным ядом… Он мстителен и жесток, груб и задирист…
– А мне кажется, что это нормально, – возразила Алена. – Все поэты скандалисты.
– Я бы не стал так обобщать.
– Ну, тогда – наиболее выдающиеся.
– Ты не поняла. Я говорю не о том, что вечно ищущие истину стихотворцы чаще всего находят вдохновение ее поисков в вине… Впрочем, если ты прочтешь его стихи, то все поймешь и без пояснений.
– Что можно понять из подборки обрывочных строк почти трехтысячелетней давности? Нет уж, юноша, объясняй «на пальцах».
– Жизнь Архилоха – вечная борьба, в первую очередь с самим собой. Он умен от бога, и ему тесно в рамках мира, не дающего его интеллекту заработать на полную мощность. Он пытается опередить свое время, но вязнет в нем, и этот конфликт между потенциалом человека и потребностями общества принимает чудовищные и нелепые формы, а поскольку Архилох примитивен, но предельно искренен – он элементарно злится. Творческим людям зачастую присуща серьезная неуравновешенность.
– А я что говорила?
– Но многие ли из них становятся наемниками? Не защищают Родину в тяжелый час, а зарабатывают деньги «копьем»? Стихи Архилоха гениальны, и мне совершенно непонятно: как он совместил в себе жестокость наемника и утонченность поэта?! «Я – служитель царя Эниалия, мощного бога. Также и сладостный дар муз хорошо мне знаком». Разве не сильно сказано?!
Я снова раскрыл книгу и повернул ее так, чтобы Алена видела текст.
– Если внимательно прочитать все, что здесь написано, то можно составить практически полную картину его жизни. По крайней мере – зрелых лет. Стоит лишь правильно расположить стихи. Вот он пирует, вот – любит, вот – сражается, отдыхает от боев, хоронит погибших товарищей, скорбит по ним и подбадривает стихами выживших. Он наносит врагам смертельные раны и получает ранения сам… Вся его жизнь здесь, как на ладони…
– Так и должно быть, – Алена пожала плечиками. – Иначе зачем писать?
– Серьезный вопрос, – я задумался.
Она внимательно посмотрела на меня и, положив руку мне на колено, спросила:
– Уж не собираешься ли ты завести себе еще одно хобби?
– Нет, мне хватает бумаготворчества и в лаборатории, – я усмехнулся и махнул рукой, – но все-таки эта подборка стихов меня забавляет…
– Послушай, «профессор», если ты вдруг все-таки решишь выкроить время для написания книги о роли древнегреческой поэзии в современном мире, пусть она не будет скучным исследованием. Хорошо?
