С бодрым духом по глади вдаль,
Где еще ни один смельчак
Не дерзнул проложить пути,
Сам намечай свой путь!
Тише, сердце мое!
Треснет, -что за беда!
Рухнет, -лед, а не ты!
«Отвага» И. В. ГЕТЕ. (пер. М. Лозинского)
1
Разговор получился на этот раз спокойным и мирным. Может холод тому виной, может позднее время, но старик капельмейстер на этот раз был настроен миролюбиво. Сын
просто молча слушал, стараясь не задавать лишних вопросов. Это понимает и отец. К счастью разговор подходит к концу. Отец едва помещается в этой маленькой каморке, которую и комнатой не назовешь. Шубу и шапку он оставил внизу у Фишеров, а сам остался в теплом парадном камзоле и с массивной тростью в руке. Крепко сжимает белый костяной набалдашник широкой ладонью, глубоко дышит, выдавливая из губ пар. Холодно. Огромному и тучному капельмейстеру Людвигу ван Бетховену не пройтись ни выпрямится в этой маленькой каморке, которую и комнатой назвать нельзя. Может от этого и спешит он сегодня побыстрее закончить неприятный разговор с сыном. За стеной полоска света и там невестка с новорожденным сыном или спят или прислушиваются к их разговору. Елена тиха и пуглива, слова поперек не скажет, и повезло же его оболтусу с женой. Это только для посторонних хмурится, напускает на себя грубый вид и манеры сельского приблудившегося скрипача он-капельмейстер и негоциант, уважаемый во всем Бонне господин торговец
ван Бетховен. Иначе с его сыном и нельзя. С музыкантами тоже. А вот Елена… Ладно, на эту тему поговорит позже, а сейчас о предстоящих крестинах.
– Где думаешь крестить?
– У Святого Ремигия.
– Дело. Я знаю их кантора..Договорюсь. Когда?
– Думаю-завтра.
Старик Людвиг на мгновение прищурился, прикидывая в уме цифры: что говорить, а считать в уме он умел. Мгновенно сложил и помножил в уме общую сумму крестин добавил небольшой ужин в кругу избранных, подарки плюс расходы на приданое и подытожил завтрашним числом. Шестнадцатого родился, семнадцатого крестился. Порядок. В такой
холод все надо провернуть быстро и без излишних реверансов. Не по карману.
Сын Иоганн нервно заерзал на табурете. Кашлянул.
– Ну? Не тяни. Говори, как есть.
– Я из своих, конечно добавлю (сын полез в карман) но на угощение и церковь нужно отдельно,
я думаю.
– Ты думаешь? -передразнил сына отец.
Впрочем и сейчас получилось не грозно, а немного обидно.
– Ты понимаешь-роды не первые, крестины, угощение и эта церковь, вечер с банкетом…
– Куда хватил. Банкет ему подавай. А может еще архиепископа пригласишь, богач!
Иоганн понурил голову.
– Значит так. Людвиг привстал.-Вот…
Из кармана красивого теплого камзола с меховым воротником вынул несколько золотых монет, грубо вложил в ладонь сыну.
– Это заплатишь в церкви от себя и жены, а вечер и стол за мной.
– Спасибо, -тихо произнес Иоганн.
Старик боком и осторожно стал продвигаться к выходу.
– Не зайдешь, заглянешь?
– Насмотрюсь еще.
Ты понимаешь, вторые роды, дай-то Бог, чтобы этот выжил.
– Только на него и надежда. Рожает или покойников или чумазых.
– Кто тебе сказал?
– Мир не без добрых людей, доложили.
Иоганн только развел руками. Лучше сейчас с отцом не спорить. Спускаясь по узкой темной лесенке, освещенной лишь одной свечой, отец тихо ругался: надо же так запустить квартиру и дожить до такого позора в этой развалюхе. И кто? Сын капельмейстера! На первом этаже семья булочника Фишера: муж, жена, двое детей, приличные люди, приличный дом, уважаемое семейство, все знакомые и соседи, как на подбор -не господа, но люди с положением и весом и лишь один Иоганн..
На первом этаже Людвиг остановился, поправив парик, плотно нахлобучил меховую шапку.
