– Ян! Ты сын генерала или чей? Соберись!
– Прости, бать. Клинит меня.
Называю марку и госномер, а руки реально вот трясутся. И внутри меня всего трясет, еще хуже, чем в тот вечер, когда я к ней поехал после ее операции. Тогда я знал, что она дома и жива, а сейчас я не знаю ничего. Что с ней?
– Записал, – спокойно отвечает отец, хотя я, отлично знающий все оттенки его голоса, тоже замечаю, как его привыкший командовать голос немного дрогнул.
– Бать, что с ней будет? Она жива? Что делать теперь?
– Я сказал прекрати паниковать! Смотри билеты на самолет или поезд и приезжай сюда. Я звоню, сейчас ее найдут.
– А если она…
– Мы все сделаем, чтобы помочь. Возьми себя в руки и приезжай.
Еще до того, как я успеваю отключиться, слышу, как отец по внутреннему служебному телефону просит соединить его с дорожно-патрульной службой. Я не сомневаюсь, что её найдут быстро, в конце концов, кто сделает это быстрее, чем генерал МЧС. Но самое главное и единственное, что сейчас важно – чтобы только она была жива после аварии. Все остальное – ерунда. Только ее жизнь имеет значение.
Ян
Когда-то я думал, что выйду из вагона поезда на Курском вокзале, стаскивая из тамбура тяжеленные сумки, а она уже будет ждать меня на перроне, пританцовывая от нетерпения в любимых босоножках на каблуках. А встречает меня только мутное серое небо, с которого по стенкам вагона раздражающе барабанит дождь.
Точно. Зонт дома оставил. Новый куплю.
Однажды все, что казалось важным и «навсегда», становится лишним и ненужным. Всё. Абсолютно. После армии я не очень долго думал, куда податься. Пересидел три месяца дома, накопив немного на подработке на выборах – подруга помогла, ее батя-депутат вовремя подогнал дела. Ну так, чисто чтобы на билет хватило и с голоду в Москве не откинуться. Спасибо армейскому товарищу, обещал приютить у себя на месяц-два. А дальше я уж как-нибудь сам.
Вообще в армии я понял одно: слишком долго я плыл по течению, слишком долго ничего не делал для своей жизни. Встречался с одной-единственной девушкой с одиннадцатого класса, нигде не работал, чисто халтурки брал, раз в два месяца гонял к Жене в Москву на выходные. Три года гонял. Три! Дебильных! Года! И когда мы были уже так близко друг к другу, Женя устроила финт ушами. «Нам надо расстаться».
Нам. Нам, твою мать!
Ей, а не нам!
Четыре года в мусорку. Когда-то думал, что сдохну без неё. Но ничего, жив. Доучился как-то, в армию сходил, собрал своё шмотьё и приехал в Москву. И даже без цели найти ее в этом огромном муравейнике. Отпустило? Я не уверен. Если бы совсем отпустило, наверное, не вспоминал бы каждый Божий день. Но уже давно не знаю, где она, что с ней, чем живет. Отучился следить за ней, прекратил попытки вернуть то, что ей не нужно. Понял, что теперь живу не для неё. Для себя.
Время не лечит, а учит по-другому смотреть на вещи. И я сейчас смотрю по-другому. Сажусь в метро со всеми своими сумками. Ничего, не растаю, не сахарный. Потом домой съезжу, машину перегоню, хотя нужна ли она в этой Москве? Тут реально дышится по-другому. Воздух такой загазованный, наш дома намного чище. Зато дома каждый угол города напоминает о Жене. Каждый чёртов сантиметр асфальта, по которому мы ходили. Она хоть и здесь, но одна среди… скольки там миллионов? Надо глянуть, сколько населения в Москве. Все равно не найду ее тут, слишком много народу. Да и не надо уже.
Пока трясусь в метро, проверяю сайт с объявлениями о работе. Закинул свое резюме везде, где мог. Даже рискнул и по приколу в «Индекс» отправил на должность менеджера. А зачем ещё я диплом с собой тащу? Может, спросит кто-нибудь. Листаю уведомления и вижу, что откликнулись. Офигеть. На собеседование зовут. Ну и схожу, а чем ещё заниматься-то в этой Москве? А что ты там делать будешь? Батя резонный вопрос задавал. Найду что-нибудь. И жить дальше буду. Жизнь продолжается.
