Сядьте удобнее, расслабьтесь, закройте глаза и мысленно перенеситесь в дом, где вы были счастливы…
Мысль о счастье была горькой, потому что лишний раз напоминала об его отсутствии. Я закрыла глаза, заранее настроившись на неудачу. Вскоре мои губы стали растягиваться в победной улыбке, как у человека, нашедшего решение трудной задачи. Счастье родом из детства! Нет ни одного человека, не вспоминавшего с особой теплотой свои детские годы.
Дом детства… родительский дом. Бревенчатый, под соломенной крышей, с белыми ставнями в сад. Комната, кухня да дощатые сени.
Длинная узкая печка для обогрева отделяла широкую, с пружинами, множеством блестящих шариков на никелированных спинках, кровать родителей от детских палатей. Топили печку по вечерам, ставя небольшой чугунок с картошкой для ужина. Была на ней лежанка, но такая узкая, что использовалась лишь для сушки валенок и промокшей одежды, если не считать, что являлась законным местом кошки Муськи.
Спальные места закрывались занавесками, легко скользящими по проволоке на деревянных катушках. Для чего было истрачено столько ниток, чтоб освободить эти катушки, осталось загадкой.
Центральную часть оставшейся половины комнаты занимал круглый стол, за которым, под жёлтым абажуром с кистями, собиралась по вечерам вся семья. Каждый занимался своим делом: отец читал газету, мать проверяла тетради, мы тоже находили себе какое-нибудь бесшумное дело.
Краешком к столу примыкал «горбатый» диван с полукруглым жестким сидением, полукруглой спинкой, которая, казалось, старается столкнуть и так постоянно съезжающего с сидения. И только большие валики по бокам доставляли удовольствие забраться на них верхом.
В красном углу стояла этажерка с книгами, на ней красовалась радиола «Рекорд», покрытая белой ажурной салфеткой. Сверху, вместо иконы, висели портреты отца и матери в деревянных рамах.
В другом углу стоял белесый шкаф с одеждой и коробкой маминых туфель, которые я примеряла при всяком удобном случае.
На стене тикали ходики с маятником, цепями, гирями и циферблатом прямо на нарисованных медведях в лесу.
Пол был застелён самоткаными длинными половиками, похожими на тряпочную летопись, потому что состояли из узнаваемых лоскутков когда-то любимой одежды.
Большую часть кухни занимала русская печь. Когда в ней полыхал
огонь, готовилась в огромных чугунах еда для поросёнка. Потом уже завтрак для себя и сразу обед, дожидавшийся в печи своего часа. Чтоб испечь хлеб, недогоревшие угли выгребались в открывавшееся отверстие плиты, служившей одновременно припечком. Хлебу, чтоб испечься, достаточно было тепла нагретых кирпичей.
Самое лучшее место было на печке. Спали там редко, если только кто заболевал. Обычно, это была зимняя игровая для детей. Там же хранились сухофрукты, ягоды, семечки и смолистые лучины для растопки печи. Запах лучин напоминал вовсе не лес, а домашний очаг.
Охранял дом огромный пёс по кличке Пароль. На ночь отец отстёгивал его от тяжёлой цепи, но и тогда он оставался на страже. Однажды зимой, привлечённые запахом свежатины, к дому пожаловали волки. Завязался неравный бой. Грозный голос выбежавшего из дома отца обратил серых в бегство. Пароль был сильно изранен, но папка его вылечил, не зря же он ветеринарный доктор.
Был и смешной случай, связанный с Паролем. Летом, когда жарко и душно, кроме форточки, держали открытым окно. Подкатив валун со стороны улицы, и поставив табурет изнутри, я приспособила окно, как ближайший удобный выход из дома. Использовался он иногда и ночью, когда нужно было по-маленькому, но совсем не хотелось пробираться до сеней.
