У окончании переходной тропы, преграждая дорогу грузовику, о чём мог бы думать человек?
Об убегании? Об освобождении миром?
О ничего?
«О чёрт! – пауза, тишина в голове на одинокой улице; даже мысли остановились. – Дай мне силы закончить…»
Точно не о колесах, которые неестественно подпрыгивали, обращенные в брюкву.
Точно не о человеке за рулем.
Точно не о себе?
– О боги! – пауза, хор чувств на безлюдной улице; холодный жар поднялся изнутри. – Претрясно… Нас теперь трое…
В голове, но не мысль, родилось восклицание у человека.
А грузовик не думал останавливаться. Но брюквенные колёса раскололи дорогу надвое, и машина в шаге от человека съехала с тропы. Неожиданно для никого врезалась в столб. Разлетелась хрусталем.
И человек, не рискуя более стоять как столб, развернул с городской тропы и спотыкаясь пошел прочь.
Это был ‘Идиом Хатен’’’-Рид, кто крутил головой, не думая о том, что произошло. Единственная прядь на поле ночных волос, цвета молодой сирени, спадала к молочным губам и колебалась.
И будто прошлое не произошло, он достал из серых брюк телефон, припоминая тропу к другому магазину продуктов, и проверил баланс на карте: незначительный.
– Что это за светящийся камень?
Родилась немысль и озадачила ‘Идиома, поскольку он старался не думать. Он подумал, что от ударов сердца разум шутит над ним, но немысль отшутилась:
– Коли был бы у тебя разум, ты бы не лез под… Не-знаю-что…
Немысль хоть и рождалась в голове человека, но звучала едва ли ему однородно. Скрип по металлу, отлитому из забытого солнца, наполнял слова.
‘Идиом, стараясь не думать больше, подумал: «Может, стоит есть меньше?»
– Эй, кусок глины, ты в своем уме?
«Не в моем ж?» – подумал с разочарованием ‘Идиом.
– А что, в моем что ли? В моем не так пусто. Я даже сначала подумал, что тут людей забыли душой наделить.
– Тут это где? Во мне?
– Нет, пустая голова, в мире вашем. Ты вообще от мира сего?
– Наверное, а ты откуда? – на безлюдной улице прохожий, титан без лица, втоптал взглядом ‘Идиома и прошел мимо.
– Из-за тропа. Можешь не говорить вслух со мной, похоже, у вас это диковинно.
Опомнившись, ‘Идиом посмотрел за плечо: улица, очень широкая и одинокая, но рябь на луже напоминала о людях. Он ударил себя по лбу и вжался в пустую грудь.
«И как ты оказался во мне? И что тебе надо от меня?»
– Как? Это глупый вопрос, а вот что… Помоги освободиться.
«Как?»
– Очень просто: вырасти брюкву.
«Брюкву? Ты голодный что ли?»
– Не я… И брюква не для еды. Даже если бы я хотел тебе рассказать, то ты всё равно не понял бы.
«Едрена вошь, у меня денег почти не осталось, чтоб брюкву не для еды покупать.»
– Нет, кусок глины, ты должен вырастить брюкву! – немысль казалась разочарованной. – Просто забери у кого-нибудь, зачем покупать?
Хатен’’’-Рид нервно посмеялся, закусил губу и стал в телефоне искать ближайший садовый магазин. Пальцы, уставшие, грубые (работа осталась с уходом на отпечатках), – пальцы с третьей попытки попали на надпись «проложить путь»; парню пришлось свернуть с тропы немного правее.
Начинался дождь.
«Я не могу просто взять и украсть брюкву.»
– Не украсть – забрать. Можешь и сказать хозяевам, что тебе нужнее. Или нам, – скрип по металлу прерывался на смех, наверное.
«Так нельзя. Так неправильно.»
– Неправильно… Если такой правильный, то тогда и расторговывайся! Посмотрим, куда тебя заведет это, – разочарованно-заинтересованным звучал теперь металл (?). – Главное. Достань. Брюкву. Я не хочу вечно торчать в тебе. Вернее, всего лишь всю твою жизнь.
Впереди горел торговый центр. Вывеска «Гном» неуютно повисла между двумя домами. И в целом казалось, что соседние здания поедают ТЦ, а не наоборот. Дождь к тому времени усилился, смачивая серую футболку ‘Идиома.
