Ночь заканчивалась, на востоке зарделась светлая полоска, ярко-красный серпик поднимающегося солнца нежно разрезал горизонт, и первые лучи его позолотили минареты мечетей и купола православного храма Сарая, упали на изумрудную, только что появившуюся липкую листву деревьев, по пояс стоявших в воде Ахтубы. На город опустилась легкая, как весенний воздух, тишина, замолкли петухи, возвещавшие рассвет, притихли вездесущие собаки, все замерло перед наступающим днем. В этой пронзительной тишине вдруг заскрипели и открылись тяжелые ворота усадьбы хана Тогрула, правнука великого Бату – завоевателя Руси и Восточной Европы, первого хозяина улуса Джучи, западной части Великой Монгольской империи, созданной Чингисханом. Из ворот медленно выехала тяжелая арба, груженная огромными глиняными сосудами, мулы не спеша спускали ее с крутого берега Ахтубы к бурлящей мутной воде. Шел месяц могой 1291 года, месяц, когда распускается листва, когда неудержимые талые воды, несущиеся буйными потоками с севера, соединяют Итиль и Ахтубу в одну огромную реку, заполняя многочисленные озера и ерики поймы.
На берегу арбу поджидала большая лодия. Десять крепких рабов быстро и слаженно перегрузили на судно сосуды, мощно ударили веслами по воде, и лодия в момент скрылась в стоящих в реке деревьях. Ахтуба бурунила, пытаясь снести тяжелое судно, но рабы, погоняемые злым надсмотрщиком, упрямо гребли и гребли без отдыха.
К правому берегу Итиля пристали, когда солнце уже полностью поднялось над горизонтом и заблестело на росистой траве сочной, благоухающей степи. Лодию подхватили десятки пар сильных рук монгольских воинов, часть из них поднялись на судно и начали стучать по сосудам условным стуком, услышав из одного ответ, воины споро вскрыли огромный кувшин, наружу, щурясь от яркого солнца, выбрался мальчик лет десяти. Мальчишку, радостно улыбаясь, обнял богато одетый воин. Это был его дядя по материнской линии Айдарбек. Широкие плечи дяди, сильные руки, крепкие ноги и хорошее оружие делали его грозным, но ласковые глаза блестели искрами доброты и счастья. Он радовался, так как хорошо выполнил долг перед сестрой. Он верил, он знал, что теперь-то их никто не догонит, никто не возьмет.
Дядя с племянником поднимались по крутому правому берегу Итиля, а охрана Айдарбека безжалостно заколола кинжалами рабов-гребцов и надсмотрщика, разбила кувшины и затопила лодию, быстрая вода окрасилась кровью, потащила трупы ни в чем не повинных людей под коряги, храня еще одну тайну золотоордынских ханов.
Мальчика одели в удобную военную одежду, он ловко приторочил небольшую кривую саблю к поясу, поправил лук, колчан и привычно взлетел в седло низкорослого монгольского коня. Юнца плотно окружили две сотни отборных воинов со сменными конями, и небольшой отряд рысью поскакал по степи на юго-запад, в черкесские горы, обходя ямские станции и привычные маршруты кочевок, охраняя жизнь Узбека, наследника золотоордынского престола, праправнука Бату-хана.
А на берегу Ахтубы, в столице Золотой Орды Сарае разрывалось от горя сердце Арибах – матери Узбека, черноокой красавицы, стан которой был гибок и прекрасен, как виноградная лоза. Даже полные слез и печали глаза не могли скрыть обжигающей красоты молодой горянки. Сегодня ее не радовало ничего – ни яркий весенний день, ни свежие фрукты, привезенные восточными купцами, ни блеск новых украшений, она металась по комнатам гарема, отмахивалась от назойливых служанок, утешавших ее, и молила Аллаха, да будет вечно благословенно имя его, чтобы сохранил жизнь сыну, маленькому Узбеку.
