Пролог. Голос Венеции
«Я – Венеция. Город масок, зеркал и теней. Город, где вода отражает небо, но скрывает грех. Слушай мой голос, и ты услышишь шелест шелка, звон бокалов, шепот интриг и стоны наслаждения.
Ты входишь в меня по воде, как в сон, и не замечаешь, как теряешь себя. Мои каналы – это вены, по которым течёт не кровь, а золото, яд и страсть. Мои мосты соединяют не берега, а судьбы. Мои стены слышали больше признаний, чем исповедальни, и больше угроз, чем залы суда.
Я была жемчужиной Адриатики, но жемчуг мой потускнел от вина, крови и слёз. В моих дворцах – мрамор и разврат, в моих церквях – золото и лицемерие. Я – сцена, на которой каждый играет роль: дож – как царь, куртизанка – как королева, священник – как шпион, но все мы – актёры в пьесе без морали.
Мои ночи длинны, как волосы венецианки, и сладки, как её губы. Но любовь у меня – не чувство, а валюта.
Я смеюсь в лицо добродетели. Закон – лишь перо в руке сильного. Судьи продаются, как специи на рынке. Я знаю цену всему – и не верю ни во что.
Распущенность везде. На улицах и площадях, в домах патрициев, и в борделе, в церкви и во власти. Посмотри на мой Совет Десяти1. Это же тень инквизиции. Шепни не то – и ты исчезнешь. Я плету заговоры, как кружево – тонко, изысканно и подчас смертельно. Я торгую не только шелком, но и душами.
Мои церкви сияют, но вера в них лишь декорация. Святые образы – это прикрытие для сделок, мощи – товар, исповедь – инструмент шантажа. Я молюсь, но не верю. Я каюсь, но не собираюсь меняться.
И всё же… я прекрасна. Я желанна. Я свободна – в своём падении, в своём безумии, в своей гениальности. Я – Венеция. Город, который грешит красиво.
Я могу рассказать много историй – печальных и весёлых, страшных и потешных. Ты хочешь знать одну из них?! Тогда слушай. Но, помни: в моих рассказах правда – это лишь маска, прикрывающая вымысел. У меня тысяча масок. И только одна – твоё отражение.
Однажды…
Лодка скользила по воде, как перо по шелку. Молодой человек сидел на корме, прижимая к голове шляпу, которую ветер то и дело пытался сорвать. Когда лагуна раскрылась перед ним, он почувствовал, как воздух изменился. Он стал солоноватым, влажным, насыщенным запахами водорослей, рыбы и чего-то ещё – пряного, почти сладкого. Вдалеке, сквозь лёгкую дымку, поднимались купола и башни, словно мираж. Город не стоял на земле – он парил над водой, как видение.
Чем ближе лодка подходила к городу, тем сильнее билось его сердце. Это был не первый его визит в Венецию, но в этот раз всё было как-то иначе. Дома всё также вырастали прямо из воды, но сегодня ему вдруг показалось, что окна в этих домах смотрят на него, как глаза под масками – холодно и оценивающе. Когда лодка вошла в один из узких каналов, шум лагуны сменился эхом голосов, плеском вёсел, скрипом ставен.
Но первое, что он услышал, это не колокольный звон, а смешок. Женский, с лёгкой хрипотцой. На мостике стояла куртизанка в маске и играла в карты с двумя юнцами.
– Добро пожаловать в Венецию, синьор приезжий! – крикнула она, разглядывая незнакомца в гондоле в одежде из шерстяной, плотной ткани скучной расцветки. – В город, где проигрывают всё, кроме желания снова вернуться сюда.
Он сжал пальцы на перилах гондолы. По лицу «ночной бабочки» было понятно, ей было плевать на его имя и внешность, она знавала много, таких, как он – приезжих, неопытных, тех, что привезли сюда деньги, амбиции и иллюзии.
На одном из балконов мелькнула фигура женщины в тёмном платье. Она смотрела прямо на него, не отводя взгляда. Он вздрогнул. В голове промелькнула мысль, что в этом городе никто и ничто не бывает случайным.
Вода отражала небо и стены, и он не мог понять, где заканчивается реальность и начинается отражение Всё казалось театром, но вот вопрос, кто он в нём – зритель или уже актёр?!
