– В Москву, значит, собрался, Михаил? – Тома выросла передо мной, уперев руки в боки.
– Есть такое дело, – я не стал отрицать.
А смысл из этого тайну делать? Ну собрался и собрался. Мало ли кто, куда и по каким делам собирается? Но во всем этом я как-то не просчитал один момент – я еще слишком молод, и мне нужно… родительское разрешение. На это и указала Тома.
– А родителям ты собираешься говорить, что в Москву едешь?
– Епрст, забыл сказать, – я театрально хлопнул себя по лбу ладошкой. – Ну, я позвоню папе с мамой и скажу, что в Динамо поеду. Они только обрадуются. Мы предварительно уже обо всем договорились.
Понятно, что ни с кем и ни о чем я не договаривался, но надо же как-то сделать так, чтобы старшая пионервожатая отстала? Надо. Поэтому пришлось сочинять на ходу и отбрехиваться от дотошной Томы. Родителям я обязательно позвоню позже и уведомлю о своих планах. А сейчас решил побыстрее свалить, чтобы у Тамары не возникло новых вопросов.
Не тут-то было. Тома задумалась лишь на мгновение, а увидев мою спину, окликнула:
– Михаил, а ну-ка постой!
Блин… я остановился, закатил глаза и медленно развернулся.
– Да, Тамара Ипполитовна?
– Давай-ка мы с тобой пойдем в штаб и прямо сейчас позвоним твоим родителям! Я должна знать, Михаил, что тебя точно отпускают в Москву. Вообще, конечно, письменное разрешение желательно, но так и быть, хватит устного.
Видя, что я не особо в восторге от предложения звонить родителям прямо сейчас, Тома аккуратно взяла меня за локоток и повела к штабу. Поймала-аки, блин, и в самый неподходящий момент, когда я уже вещи к поезду собирал. Отправление-то через несколько часов.
Через пару минут мы зашли в штаб, где из-за закрытых окон воняло пылью. Тома несколько раз чихнула, будто пискнула.
– Ну чего встал? – она кивнула на телефон. – Звони!
Я замялся, поскреб макушку, потому что номера своего домашнего телефона я не то что не помнил, а и не знал. О чем Томе и сообщил.
– Господи, вы хоть что-нибудь в своем возрасте запоминаете? – Тома достала небольшой блокнотик, где у нее помимо прочего хранились записи телефонных номеров пионеров. – Вот твой номер.
Она ткнула пальцем в строку. Я снял трубку, прокрутил диск, и из динамика послышались длинные гудки. Покосился на нависшую за спиной старшую пионервожатую. Вот бы никого дома не оказалось…
– Алло! – из трубки послышался голос матери,
– Привет, э… – произнес я и замер.
Мне тяжело давалось называть совершенно чужих людей своими мамой и папой. Схожие чувства у меня были, когда женился, и теща предложила называть ее мамой.
– Мама? – наконец, выдавил я.
– Привет, сыночек, как я рада тебя слышать! – заворковала та. – У тебя все хорошо? Ты первый раз нам звонишь, хотя обещал делать это каждый день!
– Отца позови, пожалуйста, поговорить надо, – я не стал вдаваться в риторику.
– Муж! Тебя сын зовёт, Мишенька!
Мать положила трубку на столешницу, и я отчетливо услышал приближающееся шаркание тапочек отца.
– Здравствуй, сыночек.
Кажется, и он искренне рад был меня слушать, несмотря на все странности и шероховатости, что были между нами в тот день, когда они оба приехали, всполошившись из-за письма.
– Пап, у меня к тебе серьезный разговор, – я сразу направил отца в нужное русло.
– Случилось что-то? – он мигом напрягся.
– Случилось только хорошее, – я обернулся на Тому, застывшую каменным истуканом. – Как я и предполагал, меня пригласили на просмотр в Москву.
– Кто пригласил? – опешил отец.
– Секция бокса спортивного общества Динамо!
В трубке повисла тишина. Я хотел добавить, мол, не зря оксом занялся, но как-то не смог эту тишину прервать. А потом раздался сдавленный шепот матери:
