Это книга о военном времени, о войне и совсем немного о времени послевоенном. Один из её авторов и героев – кадровый военный, начальник связи в различных авиасоединениях. Второй автор и персонаж – его сын, в годы войны школьник.
Отец вёл на фронте дневник. Я опубликовал его через двадцать семь лет после смерти отца. При его жизни я не знал о дневнике. В этой книге я привожу его в отрывках.
«Большой букет подснежников» – это повествование о фронте и глубоком тыле, о двух людях, связанных родством и единой для их соотечественников судьбой в ту грозную эпоху. Дневниковые записи, письма мальчишки на фронт и рассказы этого мальчишки, который стал профессиональным литератором, образуют сюжет, возможно, оригинальный для книг о войне и, уж во всяком случае, приоткрывающий некоторые новые для читателя черты военных буден на фронте и в тылу.
Это своеобразная мозаика. Поневоле выборочная. Но, как всякая мозаика, дающая некоторое представление о событиях и судьбах.
Важное место в книге занимают фотографии военных лет. Этих фото, к счастью, сохранилось немало. Более десяти из них я сам напечатал с фронтовых негативов.
Четыре года Великой войны стали главным делом всей жизни отца. Как и для многих кадровых военных Красной Армии. Вся их довоенная служба была, по сути, подготовкой к Великой Отечественной. А война – вершиной судьбы. И они победили в той войне.
Игорь Смольников
Санаторий имени К. Ворошилова.
До войны два или три раза отец уезжал в санаторий. Я и мои дружки провожали его.
Это были не совсем обычные проводы. Лето наша семья проводила под Витебском в местечке Бароники. Моя мальчишеская жизнь получала там особое наполнение, ибо всё оказывалось рядом: военные машины, радиостанции, ровный строй палаток, в которых жили лётчики.
Неподалёку пролегала железная дорога.
Отец сообщил время, и мы пришли туда, к железнодорожной насыпи, встретить и проводить его. Он увидел нас из вагона, открыл окно, замахал рукой, что-то прокричал и бросил свёрток с гостинцами на всю нашу компанию.
Я тоже кричал, махал рукой, приплясывая на траве под высоким откосом.
Все дни до возвращения отца из отпуска я пытался представить, как он живёт там, на далёком, загадочном юге. Это были недели его жизни, совершенно недоступные для меня.
Были оттуда, с юга письма, но они в моей памяти проступают смутно, как бы сквозь колеблющуюся толщу воды. Я лишь угадываю контуры каких-то скал, водорослей, побережья… И было бы это совсем невосстановимо, ведь письма те сгорели в Витебске в самом начале войны, если бы на берегу Чёрного моря не сохранилась память об отце.
После войны, возможно, я предчувствовал что-то. Меня тянуло к морю, я часами бродил по берегу, слушал прибой, чего-то ждал.
Ф.М. Смольников. Довоенное фото.
В душе вместе с несмолкающим рокотом волн не проходила тревога. Я всё время боялся что-то упустить, с кем-то разминуться.
Что? С кем? Я не смог бы ответить на эти вопросы. Но меня не покидало ощущение, что где-то рядом со мной проходит человек, который встречался с отцом и знает о нём то, чего не знаю я.
Это было из области мистики. А ведь стоило мне тогда проехать дальше по побережью, и я бы оказался в маленьком домике у кромки леса, где жила одинокая пожилая женщина…
О ней я узнал неожиданно, получив по почте странички, вырезанные из тетради, – записки библиотекаря военного санатория. Отец в этих записках – один из многих «командиров РККА»